Флибустьеры (с илл.)
Шрифт:
— Ну-ну, не хнычьте, — сказал Симоун. — Я ведь не раз выручал вас, когда офицеры просили взаймы… Я давал им деньги, чтобы они вам не досаждали, хотя знал, что заплатить долг они не смогут…
— Э, синьо Симоун, васа давай деньга офисела, моя давай зенсина, синьола, моляка, все-все…
— Ну что ж, с них и получите!
— Моя получай? Васа нисего не знай, нисего! Калта игилай, никогда не плати! Халасо васа консул имей, заставляй плати, моя консул не имей…
Симоун задумался.
— Послушайте, Кирога, — немного помолчав, сказал он, — я берусь получить деньги с тех офицеров и моряков, которые вам должны, только дайте мне их расписки.
Кирога опять
— Если придут к вам просить денег, посылайте ко мне, я выручу вас.
Кирога рассыпался в благодарностях, но вдруг вспомнил о браслетах и снова заныл:
— Полостой килистьянка больсе стыд!
— Карамба! — вздохнул Симоун, искоса глядя на китайца, словно изучая его. — А мне-то как раз нужны деньги, и я надеялся, что вы заплатите за браслеты. Но все можно уладить, я не хотел бы, чтобы вы обанкротились из-за такой безделицы. Окажите мне одну услугу, и я вам скощу две тысячи из вашего должка. Вы, я знаю, получаете через таможню все, что захотите, лампы, кандалы, посуду, медь, мексиканские песо. А оружие монастырям поставляете?
Китаец утвердительно кивнул: да, только взяток надо много давать.
— Моя все-все делай для святой отес!
— Так вот, — вполголоса сказал Симоун, — мне надо, чтобы вы взяли к себе несколько ящиков с ружьями; они прибыли сегодня вечером, и я прошу вас спрятать их у себя на складе. Дома у меня все не помещаются.
Кирога всполошился.
— Не тревожьтесь, никакой опасности для вас нет. Эти ружья подбросят потом в разные дома и сделают обыск. Кое-кто окажется в тюрьме, а мы с вами заработаем, похлопотав об освобождении арестованных. Вы меня поняли?
Кирога колебался, оружие внушало ему страх. Правда, в столе у него лежал незаряженный револьвер, но китаец притрагивался к нему не иначе как зажмурив глаза и отвернув лицо.
— Если вы боитесь, я попрошу кого-нибудь другого, но тогда мне потребуются мои девять тысяч — придется подмазать, чтобы смотрели сквозь пальцы.
— Халасо, халасо! — согласился наконец Кирога. — Толико хватай много-много, да? И обыска делай, да?
Вернувшись в залу, Кирога и Симоун застали там отужинавших гостей за оживленной беседой: шампанское подействовало возбуждающе, и языки развязались.
В одной группе, состоявшей главным образом из чиновников, к которым присоединились несколько дам и дон Кустодио, речь шла о посланной в Индию комиссии для изучения солдатской обуви.
— А кто в этой комиссии? — спросила пожилая дама.
— Полковник, два офицера и племянник его превосходительства.
— Всего четыре человека? — удивился один из чиновников. — Хороша комиссия! А если их мнения разойдутся, что тогда? Дело-то они хоть знают?
— Вот и я об этом подумал, — поддержал другой. — Я говорил, чтобы послали хоть одного штатского, не имеющего касательства к армии. Лучше всего сапожника…
— Вы совершенно правы, — заметил поставщик обуви, — но нельзя же послать индейца или китайца, а единственный наш сапожник с Полуострова потребовал такое жалованье, что…
— Вообще, зачем это нужно — изучать обувь? — перебила их пожилая дама. — Не для испанских же артиллеристов! А индейцы могут и босиком ходить, как в своих деревнях.
— Вот именно! И казне расходу меньше! — добавила недовольная своей пенсией вдова.
— Но посудите сами, — вмешался приятель командированных в Индию офицеров, — ведь не все же индейцы ходят в деревне босиком. И одно дело ходить босиком у себя дома, а другое — на военной службе: тут не смотрят ни на дорогу, ни на усталость, ни на время. А солнце, доложу я вам, сударыня,
— Человек ко всему привыкает!
— Да, как осел, которого приучали не есть! В нынешней кампании наши потери вызваны главным образом тем, что солдаты сбивают себе ноги… Точь-в-точь история с ослом, сударыня.
— Но, молодой человек, — возразила вдова, — подумайте, во что обойдутся эти башмаки. Можно было бы назначить пенсию многим сиротам и вдовам, тогда бы возрос престиж правительства! Не улыбайтесь, я не о себе говорю, я — то получаю пенсию, правда, небольшую, очень небольшую сравнительно с заслугами моего покойного мужа, я говорю о тех вдовах, которые влачат жалкое существование. Разве справедливо, что после стольких хлопот о переезде, после опасного путешествия по морю они в конце концов умирают здесь с голоду?.. Может, вы и правду говорите о солдатах, но я вот живу здесь уже больше трех лет и не видала ни одного хромого солдата.
— Вполне с вами согласна, сударыня, — сказала ее соседка. — К чему им башмаки, если они родились босые?
— Тогда и рубашек не надо!
— И штанов тоже!
— Воображаю, сколько побед мы одержали бы с голой армией! — иронически подытожил защитник филиппинских солдат.
В другой группе шел еще более горячий спор. Там разглагольствовал Бен-Саиб, а отец Каморра, по обыкновению, ежеминутно перебивал его. Журналист-монах, несмотря на все уважение к святой братии, вечно пререкался с отцом Каморрой, которого считал круглым невеждой и лишь наполовину монахом. Рассуждал он весьма либерально и независимо, опровергая этим несправедливые нападки врагов, которые величали его «брат Ибаньес». Отец Каморра любил спорить с журналистом и был единственным, кто принимал всерьез его «аргументы», как называл свои разглагольствования Бен-Саиб.
Говорили о магнетизме, спиритизме, магии и прочих чудесных явлениях; все эти словечки так и взлетали в воздух, подобно шарам жонглера.
В этом году на ярмарке в Киапо [112] много шуму наделала «говорящая голова», или, как ее называли, «сфинкс», которую показывал американец, мистер Лидс. На стенах домов были расклеены огромные афиши, они обещали «таинственное и ужасающее зрелище» и привлекали множество любопытных. Ни Бен-Саиб, ни отец Каморра, ни отец Ирене, ни отец Сальви еще не видали «голову», один Хуанито Пелаэс удосужился побывать на сеансе и теперь, захлебываясь, рассказывал о своих впечатлениях.
112
Киапо — район Манилы.
Журналист Бен-Саиб пытался дать естественное объяснение чуду, отец Каморра говорил о кознях дьявола, отец Ирене усмехался, а отец Сальви хранил суровое молчание.
— Полноте, ваше преподобие, дьявол нас больше не посещает, мы сами отлично умеем грешить…
— Но как иначе объяснить?..
— Как? А наука говорит…
— Опять он со своей наукой, провалиться мне!
— Нет, вы послушайте, я вам сейчас объясню, тут все дело в оптике. Я эту голову еще не видал и не знаю, как ее там показывают. Вот этот господин, — журналист указал на Хуанито Пелаэса, — уверяет, что она непохожа на обычные «говорящие головы». Пусть так! Но принцип тот же, все дело в оптике. Минуточку. Одно зеркало ставят так, второе — позади, оно отражает предмет… Поверьте, это просто физическая задача.