Фронт приходит к нам
Шрифт:
Командир говорит:
— Это неважно. Перевязки делать умеете?
— Ну, конечно, — мычит Корольков.
— Вот мы у вас пока раненых и разместим. Скоро госпиталь прибудет, тогда заберем.
— Да что вы, — говорит дядя Юра, — выходим. Это наш долг. Ради вашего возвращения хотя бы. На радостях.
А командир идет к
— Товарищ командир, — говорит Женька…
Но тот отмахивается:
— Некогда, пацаны, некогда.
«Так ведь они предатели!» — хочу крикнуть я. Женька молчит. Я вижу: удаляется командир. А раненых несут, несут. И Тышкин несет. И тетя Аня несет. Носилки вплывают в двери.
Мы с Женькой стоим в стороне. Всем словно не до нас. И ходит командир возле машины. Что-то говорит. И не знает ведь, что это предатели раненых на носилках носят. Вот дядя Юра держит носилки и идет на цыпочках, украдочкой идет.
— Женька, — говорю я, — как же это никто их не схватит?
Женька бледный стоит. Губы у него дрожат. Он, наверное, придумает сейчас что-нибудь. Он ведь все может. Сейчас, сейчас… Вот только еще немного разозлится…
— А ну-ка, ребятки, — говорит нам дядя Юра, — бегите-ка в дом, подежурьте-ка. Может, дать кому чего нужно. Ну-ка быстренько.
Раненые лежат в комнате прямо на полу, на своих шинелях. Они стонут. Мы с Женькой носим воду, помогаем делать перевязки. И мы молчим. А раненые стонут.
— Женька, — говорю я, — как же их никто не схватит? Ведь они — предатели…
Но Женька молчит. И губы у него дрожат. А что, если подойду я к командиру и все ему расскажу?.. Но командир,
— Может быть, другого командира найти? А, Жень? Как ты думаешь?..
— Для чего? — как во сне спрашивает Женьке.
— Все ему рассказать про них. Как они немцев ждали. Как каравай пекли…
— А откуда тебе известно, что для немцев?
— Как откуда? А ты разве не видел?
— Я-то видел… Да никто больше не видел…
— Мы докажем, докажем…
Но Женька не отвечает мне. Что-то я, наверное, опять не так сказал. И вот ведь что удивительно: ничего не могу придумать такого, чтобы доказать. Ничего.
— А как они нарядились. Все фашистов ждали.
— А может, наших ждали.
— И каравай нашим пекли?
— Может быть, и нашим.
— А смеялись, что наши отступают… Смеялись ведь?
— Ну, смеялись, ну, смеялись… А наши-то отступали? Отступали или нет?..
Но я еще поспорю. Не может быть, чтобы так вот и прошло все…
Три дня спустя мы стояли с Женькой на крылечке. Раненых давно уже увезли в тыловой госпиталь. Командование объявило дяде Юре благодарность.
Но немцы снова подходили к Январску. И опять артиллерийская канонада. И листья уже летели с деревьев не на шутку. Вот какая-то звезда упала, словно подбитый самолет. И снова ударил глухой разрыв. И снова лист полетел с дерева. Это уже, кажется, последний лист. И снова звезда упала… А может быть, это была вовсе и не звезда, а ракета.
— Знаешь, — сказал Женька, — вот не я буду, а Королькова на чистую воду выведу.
— И я не я буду, а тоже постараюсь хорошенечко, — сказал я.
— Мы еще повоюем, Генка.
— Мы еще повоюем, — сказал я.