Героин
Шрифт:
— Не знаю. Мне почему-то вспомнилось, что когда я только начала здесь работать, лейтенант Волков жаловался мне на то, что все друзья рассказывают ему про свою половую жизнь, а ему, бедненькому, и рассказать-то нечего. После чего он начал уговаривать меня ему отдаться. Чтобы было что рассказать под девизом: «Ну, что тебе, трудно, что ли?!». На предложение расцарапать спину обиделся.
— Вот видите! У вас и опыт есть, оказывается, в этой области.
— Но ведь могут побить для знакомства. Немного так избить ковшом от трактора «Беларусь». Или трахнуть для пробы. Имеют полное половое право.
— Не трахнут,
— А что со мной будет, если это дойдет до Шпалы и меня призовут к ответу?
— Что значит «если дойдет»? Шпалу зовут Сережа, он исключительно приятный молодой человек. У него есть жена по имени Люся и милейшая дочурка Оксанка. Люська мне чем-то очень напоминает тебя, такая же пухленькая нахалка. Убежден, что вы подружитесь.
— То есть, вы хотите сказать, что Шпала в курсе!?
— Голубушка, ты не в пятнашки играть будешь, тут все по серьезному. Бригада Шпалы действительно собирается подмять под себя девушек возле пристани. И вы действительно будете на эту бригаду работать, и членом этой бригады вы и будете являться. Потому-то вас никто возле пристани и не обидит, что вас будут ненавязчиво охранять бойцы Шпалы. Те самые, кстати говоря, которые били вашу больную СПИДом одноклассницу. Так что на их кулаки можно смело положиться, они не подведут.
— Дом у тебя хороший. Мрачноватый какой-то, сумрачный, но солидный. Вообще-то я к твоей пришел. Только погоди, погоди. Ты рыжую свою пока не зови, потом. Сначала по делу поговорим. Что у нас по сумасшедшему дому?
— Работаем. Одно плохо — результатов нет.
— Очень много лишних слов, по-моему, но вода какая-то. Где, блин, твоя непобедимо воспетая мощь, Олигарх? Уж не простата у тебя отказывает и классовое чутье? Ладно, смеюсь, не обижайся. Лучше посвяти в детали. Докладывай голосом, словесно не маневрируя.
— Я буду стараться стать человеком, губернатор. Обещаю. Ты ещё будешь горд за меня. Главная деталь — там, где мы бы могли получить по двадцать-тридцать тысяч зеленых американских денег за человека, мы имеем тысяч десять-пятнадцать. Остальное уходит к нему. И найти его не можем.
— Успокойся, Олигарх. Расслабься и успокойся. Что мы о нем знаем?
— Ерунду всякую. Но вот что интересно. Этот человек знает все, что происходит в психиатрической больнице. Все и всех.
— Ну вот! А разве это мало? Сколько человек там, в психушке, вообще в деле? Ну, главный врач, пара его заместителей. Заведующие отделением пару человек. Пусть секретарша какая-нибудь, бухгалтер. За все про все человек десять, пятнадцать. Ну двадцать пускай, двадцать пять максимум. Проверьте каждого. Аккуратно, не дергаясь. Копай глубоко, не спеша. И всплывет какашка, куда ему деться? Парня давно пора на примус посадить, согласен. И пусть
— Пригнули головы, щас полетит… Да всех в психушке мы уже рентгеном просветили. И неимущих, и богатых. Всех! Нет там его.
— Я тоже не думаю, что он из психушки. А то, что он там кухню всю знает — так информатор там у него, и все. Нет там человека, который мог бы такое дело поднять. Масштаб не тот. Это когда-то там был в буйном отделении один бывший офицер десанта, который разрабатывал секс-бомбу, делающую врагов геями. Над собой эксперименты ставил из чувства козлиного упрямства. Лечили его лет десять пока не умер.
— А кому нужна бомба такая? Ну, стал личный состав геями, стрелять то он из-за этого не разучился.
— Вот тут ты не прав, Олигарх. Педрилки натуры ранимые, чуть что — могут вздрогнуть и закричать. Какие из них солдаты.
— Да? Впрочем, тебе лучше знать. Тему мы с тобой, губернатор, задели какую-то ненужную. Давай я лучше свою ржавчинку позову, без нее скучно.
— Зови. А то стоит девка где-нибудь под дверью в томлении.
— Здравствуй, Анечка, девочка моя. Ты сделала то, что обещала?
— Нет, губернатор, тебе веры нет. Сначала ты скажи, ты сделал то, что обещал?
— Принес, сейчас из сумки достану.
— Ой! А он настоящий, персидский?
— Обижаешь, сеструха. Смотри, морда плоская, мохнатый какой. И спокойно на руках сидит, не дергается. Персов удобно дома держать, коты они безпроблемные. Сидит себе в кресле, делает томные глаза и выпячивает попку. Нет в нём уже духа бунтарского, как в дикой кошке. Так, игрушка мягкая для рыжей девочки. Теперь котенок понравился?
— Очень. Давай его сюда. Ки-исонька. А он кот или кошка?
— Кот.
— И хорошо. Ведь какое главное качество в кошечке — вымогание денег у мужика и последующая подстилаемость под него за новую шмотку. Так учит нас великий Олигарх. А кот… Я его Ночным Дрочащим назову. Буду в нем дух бунтарский воспитывать. Кис-кис-кис. Ну-ка, скажи: «Мяу».
— Рыжая, губернатор тебе котенка принес? Принес. А ты что ему обещала за это сделать? — Просмотрела я твою повесть, губернатор, внимательнейшим образом. Что могу сказать. Вещь сочная, спору нет. Сказать, что написано нерешительно, скромненько, или «нет огня» я не могу. Но в таком виде моя старая в журнале «Недуги Наши» такое не опубликует. Я ее знаю. Тут кое-что исправить надо.
— Анечка, так давай вместе и исправим! Я же за тем и пришел.
— Хорошо. Рассмотрим тогда следующую блестящую лингвистическую конструкцию: «…бывало ибёшь жырную усато-волосатую атвратительную жабу с барадаффками. Но ведь не отвлекаются, любя… тьфу… не отрекаются, любя».
— А что тебе не понравилось, рыжая? Чего ты придираешься? Это же все правда, со мной такое много раз было.
— И ко мне она бесконечно придирается, бесстыжая. А когда распаляется, так еще и дерется. Хотя давно известно, что авторы негативных оценок не способны представить размаха драмы.