Гибель Византии
Шрифт:
От ворот послышались голоса и цокот копыт. Она приподняла голову и прислушалась.
— Эй, где ты там! Заснул?
— Отворяй, бездельник! Не заставляй нас долго ждать.
— Синьор, на виселицу часового! Этот негодяй осмелился не сразу признать вас!
Звон копыт проник в дворик, слегка поутих и звуча уже в замедленном ритме, стал удаляться в сторону: лошадей уводили в крытые стойла. Возбужденный гомон разбился на отдельные голоса, и по мере того, как ландскнехты расходились на ночлег, звучал все глуше и неразборчивее.
Зычный бас Джустиниани, подобно дальним раскатам грома уже слышался в конце коридора. Ефросиния ждала, не поднимаясь с дивана. Шаги приблизились, смолкли за дверью, которая тут же стремительно распахнулась перед кондотьером.
— Ефросиния, ты спишь? Почему в комнате такая темень? — услышала она.
— Свечей! — рявкнул Лонг, поворачиваясь к двери.
— Не надо, оставь, — женщина поднялась и приблизилась к окну.
— У меня разболелись глаза.
Лонг обогнул кресло и с размаху уселся в него. В глубине сидения что-то коротко треснуло.
— Бедняжка, — от души посочувствовал он. — И у меня в глазах какая-то резь. Весь день в пыли и под солнцем, а тут еще греки вздумали опробовать свои бомбарды. Пришлось наглотаться дыма, растолковывая им правила точной наводки.
Он оглушительно захохотал.
— Византийцы отважны духом, но уже успели слегка отвыкнуть от оружия. Вот потому-то им и приходится сейчас многое наверстывать.
Кондотьер энергично потер ладонью онемевшие мышцы шеи.
— Святая Дева тому порукой: сегодня я устал больше обычного.
Вошел слуга с двумя канделябрами в руках. За ним, толкая столик на колесах, мелко семенила мулатка Ефросинии. Лонг подхватил с золоченого блюда большой кусок холодного мяса и жадно вгрызся в него. Мулатка подняла кувшин с вином и наклонила его над кубком кондотьера.
— Прочь, женщина, — проворчал тот с набитым ртом. — Не прикасайся к кувшину. Вино должно разливаться руками мужчин!
Ефросиния подошла и села в кресло напротив.
— Ты предпочитаешь наливать себе вино сам? Зачем? Ты можешь позвать слугу и приказать ему сделать это.
Лонг только отмахнулся.
— Любовь моя, мы не в царской трапезной среди напыщенных вельмож. За этот день такое количество людей промельтешило у меня перед глазами, что теперь назойливость прислуги лишь начинает докучать. Да и потом, привычки старого солдата…..
Женщина покачала головой.
— Не забывай, Джованни, ты не просто солдат, а второе лицо в государстве после василевса.
Кондотьер вновь расхохотался.
— Что верно, то верно! Но только до поры до времени. Вскоре после того, как мы пинками под зад погоним турок от стен города, твои соплеменники найдут способ отделаться от меня и моего отряда.
— И ты так спокойно относишься
— Как же иначе к этому относиться? Уповая на силу и прошлые заслуги, требовать себе высших постов при дворе? А затем, сменив доспехи на мантию с пурпурной каймой по краям, до конца своих дней вариться в похлебке из чужих интриг? Нет, эта участь не по мне!
Ефросиния не сводила с него глаз и под ее пристальным, выразительным взглядом Лонгу стало слегка не себе. Он что-то буркнул себе под нос, налил еще вина, но не спешил подносить его ко рту.
— Это похвально, — медленно, с расстановкой произнесла она.
В ее голосе прорезались нотки снисходительного сочувствия.
— Скромность в желаниях красит больше скромности в поступках. Но все же плохо, если и остальные не станут заблуждаться на твой счет.
В Лонге начал закипать гнев.
— О чем ты толкуешь? — загремел он, стукнув кулаком по столу.
— Я никому не позволю заблуждаться на мой счет!
— Вот к этому-то я и веду, — пожала плечами женщина. — Когда они поймут, что смогут обойтись без твоего отряда, тебе не видать даже того немногого, что было обещано вам, генуэзцам, за участие в войне.
— Ну, это будет не так-то просто сделать, — проворчал Лонг.
Он перегнулся через стол и дотронулся до ее колена.
— Послушай, Ефросиния, мы уже не раз говорили с тобой о дальнейшем. К чему же повторяться? Ты знаешь, я заключил договор с самим императором, что за определенную плату я обязуюсь в течении года помогать византийцам в отражении турок. И если это увенчается успехом, в чем я ничуть не сомневаюсь, мне обещано пожизненное губернаторство на острове Лемнос.
— Не много же за спасение Империи!
— А что посоветуешь, просить Константина поделиться престолом? Послушай, дорогая, я солдат, а не мечтатель. И синица в руке для меня в стократ дороже журавлиных стай в небе.
Он отпил из кубка и утер рукой усы.
— Еще не так давно ты была в восторге от одного упоминания о Лемносе. И вдруг какие-то непонятные речи…..
Внезапно недобрая мысль пришла на ум кондотьеру. Лицо его побагровело, глаза налились кровью. Он резко подался вперед и схватил ее за запястье.
— Уж не вздумала ли ты подыскать мне замену?
Ефросиния в упор взглянула на него и пальцы Лонга невольно разжались.
— Нет, Джованни, я не думала об этом, — мягко произнесла она. — Прости, что разгневала тебя своими словами. Но если бы ты только знал, как невыносимо целыми днями сидеть взаперти и постепенно дичать, отвыкая от человеческих лиц и голосов!
Лонг недоуменно пожал плечами.
— Но кто же виноват в этом? Ты сама, опасаясь мести Нотара, заточила себя в этих стенах. Карета, лошади, сопровождение — все к твоим услугам, скажи только слово. И если кто-нибудь осмелится бросить вслед хотя бы один обидный выкрик, я сотру его в порошок, невзирая на всякие там сословия!