Гипсовый трубач. Однажды в России
Шрифт:
– Да…
– Откуда он взялся? Кто такой?
– Не знаю. Сам ко мне пришел. Хотел разводить в наших прудах зеркальных карпов. Мы разговорились, он тоже интересуется торсионными полями. Я был в отчаянии…
– Значит, он появился в тот момент, когда вы были в отчаянии?
– Именно.
– И вы, конечно, подумали, что его к вам на выручку прислал Мировой Разум?
– В некоторой степени… –
– Подо что?
– Ах, какая разница!
– Большая.
– Под землю.
– Но ведь тут заповедник. Впрочем, «Небежин луг» вы все-таки умудрились продать. Интересно – как?
– «Трансгаз» все оформление взял на себя.
– Ну, «Трансгаз», если очень захочет, может и Красную площадь под гольф-клуб продать.
– Да… Но Ибрагимбыков гарантировал… Мне и в голову не могло прийти, что человек, разбирающийся в антропогенезе…
– Что ж эта сволочь, Мировой Разум, вам не шепнул, что Ибрагимбыков – просто бандит и с ним вообще нельзя связываться?
– Не шепнул… – мертвым голосом отозвался директор, закрыл лицо руками и набряк в одиночку.
Соавторы дождались, когда он отнимет ладони от лица, уже совершенно пьяного.
– И что теперь?
– Теперь через суд он требует признать «Ипокренино» его собственностью.
– А вы?
– А мы подали встречный иск…
– Предсудейка была?
– Была.
– Ну и что?
– Ничего хорошего.
– Прессе жаловались?
– Конечно. Верлен целую поэму сочинил.
– Ну и что?
– Не печатают бесплатно…
– В инстанции писали?
– Конечно. Даже президенту.
– Ну и что?
– Ничего. Ответили, что такие вопросы решаются через суд. У нас правовое государство.
– И когда же суд?
– Скоро.
– Точнее!
– Двадцать первого сентября.
– Не ходите. Заседание отложат. А я пока что-нибудь соображу…
– Уже два раза не ходили. Если не придем в третий – решат без нас…
– Какие еще возможны варианты?
– Мы советовались с Кешей, он хороший юрист. Если суд учтет социальное значение и историческую ценность нашего учреждения, он может отказать истцу…
– Но деньги-то все равно придется вернуть!
– Я рассчитываю на Гелия Захаровича. Он очень привязан к «Ипокренину».
– Говорят, он снова женился? – встрепенулся Кокотов.
– Да, премилая дама! Молоденькая! – По безутешному лицу директора прошла светлая судорога мужской зависти.
– А если суд не учтет?
– Тогда «Ипокренино» перейдет к Ибрагимбыкову.
– А старики?
– Их развезут по разным домам престарелых. Но вы же знаете, что это такое. Ужас! Мы не можем проиграть суд! Помогите, Дмитрий Антонович! Я знаю ваши связи, ваши возможности!
– Двинуть бы вам, Аркадий Петрович, хорошенько в ваш биокомпьютер сначала с левой, а потом с правой, как в ВДВ учили!
– Я понимаю… Стыжусь… Не о себе прошу!
– Не о себе? Да если это произойдет, вам останется только в лучевое состояние перейти. Ладно, я подумаю!
– Спасибо, спасибо!
– Ну, по последней! – примирительно предложил Жарынин и разлил остатки коньяка в две рюмки.
На этот раз Огуревич дольше прежнего тер виски и напруживался. А когда соавторы встали и направились к двери, он лишь вяло махнул им рукой и медленно завалился на диванчик. Со стороны могло показаться, будто гости, уходя, случайно задели ногой шнур и отключили директора от электросети.
Некоторое время они шли молча по министерской дорожке.
– Ну и что вы будете делать? – спросил Кокотов.
– Поднимать общественность! Прежде всего, конечно, телевидение! Телемопу, как вы удачно выразились. Надо надавить на суд общественным мнением! А там, глядишь, действительно Меделянский со своим Змеюриком подтянется. Чего не бывает! Он ведь тот еще сутяжник.
– Это точно!
Глава 21
Талоны счастья
За разговором соавторы вышли на воздух – к балюстраде. На «Ипокренино» опустился сентябрьский вечер. Темный осенний ветерок холодил кожу, но тело изнутри согревалось медленным коньячным теплом. В небе мерцали, покачиваясь, нетрезвые звезды. На длинной фиолетово-зеленой туче прилегла луна, примятая с левого бока и похожая на желтую дыньку. Из окна жилого корпуса доносились звуки, кажется, домбры – кто-то неутомимой рукой бил по незвонким восточным струнам.
Конец ознакомительного фрагмента.