Гладиаторы «Спартака»
Шрифт:
— Ишь, старательный какой... Вот и тот внук авиаконструктора — тоже был парнишка обязательный, как этот долболом земляной. Утром — на службу в свое КБ заспешил. А девчушек будить пожалел. Вернулся — ни красавиц, ни полотна, написанного Саврасовым в 1884 году и оцененного в 170 тысяч рублей.
Последнюю фразу Кардашов почему-то произнес вслух.
— Между прочим, не единственный случай, — вмешался в размышления старого друга вошедший в кабинет полковник Патрикеев.
На людях они конечно же поддерживали субординацию: Кардашов был генерал-полковником, а Патрикеев — просто
Когда же друзья оставались наедине, то, естественно, звали друг друга на «ты» и по имени.
— Картины стали пропадать у коллекционеров прямо-таки в геометрической прогрессии. Тебе про питерскую кражонку сообщили, а у нас она не единственная. За три последних дня — кража маленького поясного портрета полуобнаженной девушки работы Франсуа Буше. Между прочим, на 2 тысячи долларов тянет, покруче, чем твой Саврасов. Еще в разработке похищение рисунка Рембрандта — эскиз обнаженного женского тела, скорее всего — к «Данае», тоже недешевенький, и самое главное — похищение из коллекции академика Фарбштейна в Москве прелестной работы Камила Коро «Туалет» 1859 года. Реплика известной по многим каталогам работы из частного собрания в Париже.
— А московская работа была известна искусствоведам?
— В том-то и дело, что нет. Фарбштейн купил ее у другого частного коллекционера, и ни первый владелец, ни последний никогда работу не репродуцировали в каталогах и альбомах.
— Полагаешь, есть какая-то связь между кражей работы Буше... — нахмурился Кардашов. — Кстати, где она похищена?
— Портрет полуобнаженной девушки украден из частной коллекции петрозаводского врача Григория Островского, -начал объяснение Патрикеев, — рисунок Рембрандта ван Рейна, точнее — эскиз к «Данае» (будем считать этот факт установленным), — также никогда не репродуцировался и известен лишь по воспоминаниям современников. Украден вчера вечером из частного собрания Владислава Баранова в Химках, и, наконец, дивное полотно Коро умыкнули из частной коллекции Ларисы Земляникиной в Строгино.
— Квартиры коллекционеров были взяты на охрану?
— Конечно.
— Почерк один?
— Ничего общего: в одном случае — подбор ключей, отключение охраны. Во втором случае — ложное ограбление квартиры, отключение охраны в местном отделении милиции, приезд, актирование, новое подключение; снова попытка ограбления без следов и преступников. На третий раз система не сработала. Вынесли только эту работу.
— А коллекция хорошая? — продолжал допытываться генерал.
— Одна из лучших в Москве. Но что интересно: пейзажи и натюрморты не тронули, все портреты — на своих местах. Взяли единственную «ню» в собрании, — отметил Патрикеев.
— А третий случай?
— Похож на питерский. Две очаровательные дамы знакомятся, якобы случайно, с «молодым» человеком лет шестидесяти. Пока его жены, владелицы коллекции известного искусствоведа, не было дома (она
— Клофелин? — предположил Кардашов.
— Нет, барбаломин, но результат тот же. Когда очнулся, картины не было.
— Видишь здесь какую-то связь?
— Пока не знаю, — пожал плечами Патрикеев. — Между питерской кражей и похищением картины Коро — связь есть, но чисто внешняя. В обоих случаях действовали мошенницы на доверии, «ночные бабочки». Но короткий промежуток между кражами. И главное — разные объекты. А вот между всеми московскими кражами связь, несмотря на разные методики хищения, куда более глубокая.
— Думаешь, все еще «фулюганит» наш старый знакомый — барон де Понсе?
— Почти уверен.
— Что ж мы, так на него и не выйдем? — посетовал генерал.
— Выйдем конечно. Куда он денется, — успокоил его Патрикеев.
— Но ведь кражи, совершенные ранее, так и не раскрыты...
— Работают профессионалы. Причем для меня уже нет сомнения, что среди них — бывшие сотрудники силовых ведомств нашей страны, — сказал Патрикеев.
— Почерк, что ли, похож? — насупился Кардашов.
— Да нет... Есть агентурные наводки...
— Ну, про все секреты можешь даже мне не рассказывать, тем более что, поговаривают, у нас стены слышат.
— Как раз стены-то и слышат.
— И кто же нами интересуется?
— Так я и сказал.
— А что ты насчет агентов говорил?
— Хочу, как и в «деле доктора Морова», ввести в действие свой, так сказать, резерв главного командования. Помнишь тех двух бывших спецназовцев внутренних войск, которых я взял на работу год назад, когда там у них было первое крупное сокращение?
— Помню, конечно, — интересные парни.
— То-то и оно, что интересные. Не просто сильные, тренированные, ловкие да быстрые. Но еще и умные, смекалистые. Хочу их послать...
— Куда?
— А туда, где живет некий господин, коллекционирующий «ню».
— Они что, искусствоведы? — поинтересовался Патрикеев.
— Нет, они по другой части, — сказал Кардашов. — Но когда они зайдут так далеко, что понадобятся искусствоведческие консультации и экспертизы, я, с твоего позволения, слетаю в этот чудный город. А может быть, даже прихвачу в командировку одного нашего с тобой старого приятеля...
— Как он?
— Сделали ему после сердечного приступа в Германии прямо там, в Мюнхене, операцию по шунтированию, зажило вроде бы. Хотя у него инсулино-независимый диабет, ранки пустяшные плохо затягиваются. А тут сосуды возле сердца...
— Одно слово, Германия...
— Но тем не менее не без проблем.
— Осложнения? — посочувствовал Кардашов.
— Нет, чуть не выписали за нарушение режима, — рассмеялся Егор.
— Он вроде бы мужик по этой части сдержанный...
— По этой — да. Но он сбежал раньше срока, как старый разведчик, с переодеванием, машиной за углом, знакомой приятельницей-немочкой, которая держала прижатым к груди его любимый серый костюм с красной искоркой...
— Куда сбежал? — не понял генерал.