Гладиаторы
Шрифт:
Глава третья. Египтянин
Сарт расстался с Каллистом совсем не таким успокоенным, как это могло показаться какому-нибудь безмятежному, погрязшему в неге ленивцу, Правда, лицо египтянина не выражало ничего — дворец был местом, приучающим к скрытности, однако мысли Сарта затеяли такую чехарду в его голове, проделывали такие кувырки и перевертывания, что следовало всерьез опасаться за целостность подмостков, на которых выступали эти мимы.
Сарт медленно шел по мраморному полу канцелярии, сторонясь куда-то спешащих с озабоченным видом рабов и преторианцев, наверное, уже прознавших
«Что, поверить Каллисту?.. Каллист спасет Марка?.. (Тут перед мысленным взором Сарта мелькнула коварная улыбка грека.) Нет, Каллисту нельзя верить… Я сам должен спасти Марка, мне надо торопиться, я должен бежать… Бежать?.. Куда бежать?..»
Сарту вдруг захотелось пространства, и он стремительно поднялся на широкую открытую площадку второго этажа канцелярии.
Под ним расстилался Рим. Великий город, окутанный солнцем, вечный, бескрайний Рим… Рим — центр вселенной, откуда шли легионы республики, легионы цезарей захватывать государства и храмы.
А над Римом нависло небо. Пройдут года‚ минут столетия, и рассыплется камень, из которого сложен был город, но еще раньше забудутся люди, мгновение жившие…
«Что с того, что Каллист пообещал выручить Марка? — уже спокойно подумал Сарт. — Каллист не хочет (да и никогда не хотел) уничтожения тирании, а хочет лишь обезопасить себя. Ему, наверное, и в самом деле была выгодна смерть Калигулы — вот он и замыслил покушение на него, а теперь ему надо скрыть свое участие в нем, и поэтому он хочет устранить своих соучастников. Но я-то еще нужен ему, и я не зря ходил к нему — если он и не поможет Марку, то, по крайней мере, поостережется вредить ему».
Теперь Сарту ясно — он сам должен спасти своего друга. Но как это сделать?.. Подкупить тюремщиков? Понабрать всякого сброда и напасть на тюрьму? Но и сброду, и тюремщикам нужны были сестерции, а их-то у него не было (вернее, не было столько, сколько потребовалось бы, чтобы из труса сделать храбреца, из честного человека — негодяя, а из негодяя — честного человека). Кроме того, Сарт знал, что при попытке насильственного освобождения узников, подобных Марку (то есть обвиненных в государственной измене), обычно умерщвляли.
Значит, оставалось одно — раздобыть ключи от темницы молодого римлянина здесь, во дворце. Таким ключом была бы смерть Калигулы…
Сарт вспомнил, как он когда-то просил Каллиста, чтобы тот помог ему самому, без поводырей, убить Калигулу. Он просил помощи — и был уверен, что ему откажут в ней, вот потому-то он просил ее… Он лукавил перед самим собой тогда, он искал оправдание себе, своей безопасности. Да, он хотел, чтобы Калигула был убит, но самому ему не хотелось рисковать, ему хотелось жить!..
Рисковал Марк. Но теперь, чтобы спасти Марка, он должен был рисковать сам. Он должен убить Калигулу, но как это сделать?..
И тут Сарту пришел на память афинянин Фесарион Потрид. Его отец, Потрий, был довольно известным в Афинах учителем риторики, имел собственную школу и собственный язык. Однажды Потрий взялся защищать одного римского гражданина в римском суде. Как на грех, обвинительную речь вздумалось подготовить императору… То ли из тщеславия, то ли из гордости, но скорее — из-за плохого знания императорского нрава Потрий не отказался от защиты, и речь его была блестящей. Неудивительно, что в этот же день Потрия казнили (наверное, на суде
Египтянин познакомился с Фесарионом случайно — в одно и то же время они заглянули в одну и ту же лавку, а когда они вышли из лавки, то оказалось, что путь их пролегал в одном направлении — во дворец. По дороге они разговорились, Фесарион рассказал Сарту о своей жизни, Сарт — о своей (то, что можно было рассказать без опаски). После этого афинянин и египтянин несколько раз встречались во дворце — так и подружились.
Сарт надеялся найти Фесариона в специальной дворцовой пристройке, где жили рабы, — там афинянину была отведена небольшая комната. Египтянин прошел несколько коридоров, пересек внутренний двор, вошел в неширокий вестибул и через несколько мгновений уже стучался к Фесариону.
За дверью не раздалось ни звука.
Сарт, видя, что никто не отзывается на стук, толкнул дверь. Она оказалась открытой, и египтянин вошел в комнату.
В комнате было убого: несколько колченогих табуреток, перекошенный стол, рассохшийся деревянный ларь да провалившееся ложе, накрытое соломенной циновкой, теснились меж ее грязных стен. На циновке, лицом к стене, лежал Фесарион.
Афинянин был молод (ему было что-то около тридцати) и худ, вернее, костляв (в нем было что-то от селедки). Когда он обернулся на скрип открываемой двери, то оказалось, что глаза его, совершенно выцветшие, располагались по соседству с крупными веснушками щек как-то асимметрично, из-за чего лицо его напоминало тот самый блин, который, как говорится, был испечен хозяйкой первым.
— Привет тебе, Фесарион, — сказал Сарт. — Ну как, ты все еще греешь мрамор императорского пола своим дыханием?
— Не мешай… (Фесарион уставился в потолок). Только что мне вспомнились Афины — узенькая улочка, где я родился, оливки и виноград, которые всегда были у нас на столе. А школа отца?.. Он брал меня туда, когда я еще ничего не смыслил, и я не столько слушал его, сколько глазел на ужимки его великовозрастных учеников, которые, выполняя урок, жестикулировали, как опытные ораторы…
— Ох, Фесарион… Похоже, что ты напился какого-то дурмана.
— Наверное, знаю, если ты имеешь в виду покушение на Калигулу. Только сейчас забегал ко мне Диодорх, спальник императора, он и рассказал мне обо всем. Но каких действий ты от меня хочешь?.. Я бедный, слабый грек, так что оставь меня в покое…
— Я уже говорил тебе, что Калигулу ненавидят многие, — продолжал Сарт, не обратив внимание на последние слова афинянина. — Вот видишь, нашлись люди порешительнее нас с тобой. Они не побоялись поражения, они не испугались риска, так неужели их поступок, их твердость, их решительность — не пример для нас?.. Твоего отца казнил Калигула, тебя Калигула сделал своим рабом — так неужели ты простил ему все, так неужели ты не хочешь стать свободным и вновь увидеть свои Афины?..