Главред: назад в СССР 2

Емельянов Антон Дмитриевич

— Скорее всего, на прежнем месте, — ответила девушка. — В первой школе и еще кружки ведет в ДК.

— Понятно, — кивнул я. — Ты знаешь, я бы, наверное, мог ему помочь. Если он сам, конечно, захочет себя в руки взять.

— Что ты имеешь в виду? — удивилась Ямпольская.

— Я как раз ищу человека, умеющего рисовать остро и на злободневные темы, — улыбнулся я. — Для газеты. Меня вроде как скоро опять восстановят, так что я снова смогу руководить процессами.

Не могу сказать, что я прям горел желанием помочь этому Ване. Просто на объявление, которое мы с Кларой Викентьевной все же успели опубликовать в газете, откликнулось не очень много желающих. Из тех же, кто предложил свои услуги, не нашлось никого с подходящим

стилем. Рисовать предсказуемо умели все, но вот не было иносказательности, умения схватывать на лету и делать своего рода художественные слепки эпохи. Ведь если говорить о той же карикатуре, то это не просто смешной рисунок, это еще и тонкая сатира. Такое не каждому удается. Может, Иван потянет? Со всеми последними перипетиями я на какое-то время позабыл о своей инициативе, а теперь вот оно как сложилось. Не вижу препятствий к тому, чтобы помочь талантливому человеку, если он сам, как я и сказал Аглае, захочет вытащить себя из ямы. И если его работы, разумеется, меня действительно устроят по стилю и качеству.

— Могу с ним поговорить, — предложила девушка. — Что ему нужно сказать?

— Рисунки пускай в редакцию пришлет, — ответил я. — Впрочем… Судя по его поведению, он скорее опять скандал тебе устроит, что я его милостиво из грязи поднять хочу. Сам поговорю с ним.

Как оказалось, Ваня все-таки тоже зашел в кинотеатр — видимо, пообещал друзьям, что не будет барагозить. И сейчас он стоял, потупившись, за дальним столиком и потягивал минералку. Я посмотрел на часы — еще несколько минут до начала сеанса, успею. Попросил Ямпольскую подождать, решительно подошел к ее бывшему мужу-скандалисту и сказал:

— Если захочешь снова стать человеком, позвони вот по этому телефону, — я быстро написал в блокноте номер нашего кабинета, оторвал листочек и сунул под нос Ване, старательно пытавшемуся на меня не смотреть.

— А с чего это ты в благородство играешь? — недоверчиво спросил он. — Перед Аглаей выделываешься?

— Я смотрю, вести ты себя не очень умеешь, — спокойно произнес я. — Зато, говорят, рисуешь неплохо…

— Пишу, — мрачно поправил меня Иван. — Рисуют дети.

— Пишешь, — я не стал спорить. — Мне в газету карикатурист нужен. Если у тебя действительно талант, то вот тебе шанс. Надумаешь, позвони, и договоримся твои работы посмотреть.

— У меня и без тебя дел хватает, — вот ведь тяжелый человек.

— Значит, другого найду, — я пожал плечами. — Менее занятого. Бывай.

Сказав так, я развернулся и даже не стал выслушивать его очередные попытки набить цену. Если он и вправду талантлив, придется унять гордость, чтобы воспользоваться возможностью состояться в профессии. Завалит — его трудности. А вот Аглаю он в любом случае не получит. Тут уже его поезд ушел.

— Идем? — улыбнулся я, увидев, как девушка облизывает ложечку, пытаясь не упустить ни капельки мороженого.

— Идем, — кивнула она, потом неожиданно потянулась ко мне и осторожно поцеловала.

Какие же вкусные у нее губы!

Глава 19

Звон будильника разбудил меня в половину пятого. Все необходимое я собрал еще вчера перед сном, так что оставалось только позавтракать и умыться. Бодрости, конечно, никакой — после кино мы еще долго гуляли с Аглаей по городу. Как школьники, право слово. Но зато потом опять поцеловались. Только уже по-настоящему, до головокружения. И потом еще раз, уже перед ее подъездом.

Заснуть я потом не мог долго, всякие мысли в голову лезли. Теперь я зато понимаю, что такое настоящая страсть. Не похоть, делающая тебя похожим на обезьяну, а именно страсть. Когда тебя тянет к своей женщине, и каждое прикосновение отзывается маленькими взрывами в нервных окончаниях. Когда вот-вот можешь сорваться, но сдерживаешь себя, потому что уже к этому моменту начинаешь осознавать, что ты… Впрочем, пока не буду спешить.

Ровно

в пять я спустился, растолкал дремавшего Ахметыча, и тот выпустил меня на улицу, где уже дожидалась черная «Волга». Причем необычная — не «двадцатьчетверка», а тридцать один ноль-два, с квадратными фарами. За рулем ее сидела — я даже сперва подумал, что не проснулся — девушка. Молодая, довольно-таки симпатичная, с толстой русой косой. Только мощная, как будто в спортзале перекачалась.

— Доброе утро, — сказал я, прочистив горло, уже на заднем сиденье. — Меня Евгений Семеныч зовут.

— Нина, — улыбнулась водительница. Или шоферка? Нет, в Советском Союзе не используют феминитивы, здесь вполне можно и даже нужно говорить просто «девушка-водитель». Или, как Аглая, доктор Ямпольская. А никакая не докторка.

Помню, у нас в редакции частенько споры возникали из-за феминитивов. А произошло все из-за одной журналистки, приехавшей к нам из другого региона. Она причисляла себя к прогрессивной части российского общества и требовала, чтобы ее называли репортеркой. Точно так же она и в своих текстах не обходилась без феминитивов, с яростью льва отбивая любые попытки их заменить. Игорь, главред нашего портала, чтобы хоть как-то смягчить положение, предложил Алене (так звали девушку) вести собственный блог о феминизме и равноправии. А Юре Говору, молодому и перспективному журналисту, дал задание подготовить статью о «докторках» и «репортерках» с привлечением филологов из Твери. Тем не менее, раскол в редакционных рядах ширился и грозился перейти в священную войну. Причем самыми жестокими ассасинами в ней были бы наши ветераны. Помирил всех генеральный директор Рокотов: он предложил Алене писать так, как ей нравится, с «авторками» и «режиссерками», сделав это ее узнаваемой фишкой. Фактически девушка стала рупором феминизма в нашей редакции, но при этом ее мнение было только одним из трех. Как нетрудно догадаться, вторым было яростное несогласие, а третьим — спокойный и умиротворяющий пофигизм.

Нина провезла меня по еще спящему городу и вывела машину на загородное шоссе. Из мрачных серых туч посыпался снег — наступил ноябрь, который сразу же решил заявить о серьезности своих намерений. Так что отдых у нас получится уже почти в зимнем стиле. Жаль только, что я могу не успеть на спектакль к Владимирскому. Сегодня как раз премьера его постановки «На всякого мудреца довольно простоты», куда он меня пригласил после концерта в честь Дня комсомола. Хорошо, что мы с Аглаей вчера это обсудили во время прогулки — ее-то ведь тоже приглашали со мной вместе. Подумав, мы решили, что если успеем доделать каждый свои дела, то проведем и сегодняшний вечер вдвоем. А если нет… Завтра, в воскресенье, театральный кружок будет давать повтор. Это, конечно, уже не премьера, но все-таки.

— Куда хоть едем, Нин? — поинтересовался я.

— В Каликинское лесничество, — удивленно ответила девушка, как будто я задал вопрос из серии «куда впадает Волга». — На турбазу.

— Точно, — я сделал вид, будто «вспомнил». — Просто на всякий случай.

Ехали мы примерно еще сорок минут, добравшись фактически до границы с Конаковским районом. Там как раз уже Завидовский заповедник, где располагаются дачи и резиденции элиты нашей страны. А в Андроповском районе своя местная зона отдыха партийных деятелей и приближенных.

— Приехали, — сообщила Нина, когда «Волга» подъехала к полосатому шлагбауму.

От кирпичного КПП неспешно отделились две фигуры в штатском. Мужчина постарше, с черными усами как у Сталина, заглянул в приоткрытое окно, поздоровался с Ниной, затем кивнул мне, скользнув оценивающим взглядом профессионала, и буркнул, что мы можем проезжать. Девушка мягко нажала на газ, и горьковский представительский седан покатил по закрытой территории.

— Говорят, тут раньше ведьмы жили, — неожиданно сообщила мне Нина. — Вы как, Евгений Семенович, верите в сверхъестественное?