Голос ночной птицы
Шрифт:
— Цели, достойные восхищения, — сказал Мэтью. — Надеюсь, ваше имя над больницей поможет вам и в Бостоне.
— Поможет. Письмо от Бидвелла с подтверждением этого факта, а также его благодарность за мои услуги могут обеспечить мне место в медицинском товариществе, которое иначе мне бы не предоставили.
Мэтью собирался спросить, знает ли Бидвелл о намерениях доктора, но тут в дверь постучали.
— Кто там, прошу прощения? — спросил доктор Шилдс.
— Я, Николас, — прозвучал ответ. — Я хотел заглянуть
Мэтью тут же ощутил перемену настроения доктора Шилдса. Ничего такого радикального, конечно, но все равно примечательно. Лицо доктора будто вдруг стянулось, все тело напряглось, словно невидимая рука схватила его за загривок. И даже голос Шилдса стал резче, когда он ответил:
— В данный момент магистрат не доступен общению.
— А… тогда ладно. Я позже зайду.
— Постойте! — Вудворд вынул корень сассафраса изо рта и прошептал в сторону Мэтью: — Пригласи мистера Пейна войти, будь добр.
Мэтью направился к двери и успел остановить Пейна, который еще не дошел до лестницы. Когда Пейн вошел, Мэтью наблюдал за лицом доктора и заметил, что Шилдс старался даже не смотреть на своего согражданина.
— Как он? — спросил Пейн, останавливаясь у двери.
— Как я и сказал, недоступен общению, — повторил Шилдс с заметным холодком. — Можете сами убедиться.
Пейн слегка вздрогнул при виде шести банок и черных волдырей под ними, но обошел кровать и встал рядом с Мэтью, чтобы видеть лицо магистрата.
— Добрый вечер, — сказал он, постаравшись выдавить из себя улыбку. — Я вижу… доктор Шилдс вами занимается. Как вы себя чувствуете?
— Бывало… намного лучше, — ответил Вудворд.
— Не сомневаюсь. — Улыбка Пейна исчезла. — Я хотел сказать вам… что от всего сердца одобряю ваш приговор, сэр. И что вашу работу — и работу вашего клерка, разумеется, — иначе как превосходной назвать нельзя.
— Благодарю вас, — ответил Вудворд. Веки у него отяжелели, ему было трудно смотреть.
— Могу я вам чем-нибудь помочь?
— Вы можете оставить его в покое, — ответил Шилдс. — Вы его утомляете.
— Ох, простите. Я не хотел ничего дурного.
— Ничего дурного не случилось. — Вудворд с усилием втянул в себя воздух, шевельнулись зеленые корки возле ноздрей. — Я благодарен… зато, что вы… нашли время… и дали себе труд… меня навестить.
— И еще я хотел вам сказать, сэр, что столб уже вырезали. Мне известно, что мистер Бидвелл пока не решил, где будет казнь, но, вероятнее всего, на одном из пустых полей на улице Трудолюбия.
— Хорошо. — Вудворд с трудом сглотнул. — Это подойдет.
Шилдс схватился за первую банку и снял ее с хлопком. Вудворд вздрогнул и прикусил губу.
— Мне кажется, вам следует уйти, — сказал доктор Пейну. — Если только вы не хотите мне помочь в этой процедуре.
— Гм… да, я лучше пойду. — Мэтью
Он глянул на Мэтью с болезненным выражением сострадания и шагнул к двери.
— Мистер Пейн! — шепнул Вудворд. — Извините… можно мне вас спросить?
— Да, конечно.
Пейн вернулся к кровати и наклонился к магистрату, чтобы лучше слышать.
Шилдс снял вторую банку. Снова Вудворд вздрогнул, и на глаза его навернулись слезы. Он сказал:
— У нас… есть общее.
— Да, сэр?
— Ваша жена. Она умерла от судорог, насколько мне известно. Я хотел бы, чтобы вы знали… мой сын… погиб от судорог… вызванных чумой. Ваша жена… тоже болела чумой?
Рука доктора Шилдса взялась за третью банку, но еще не сняла ее.
Николас Пейн смотрел в лицо Вудворда. Мэтью видел, как бьется у него жилка на виске.
— Боюсь, что вы ошибаетесь, сэр, — прозвучал какой-то странно пустой голос Пейна. — Я никогда не был женат.
— Мне говорил доктор Шилдс, — продолжал Вудворд с усилием. — Я знаю… о таком трудно говорить. Знаю, поверьте мне.
— Вам говорил доктор Шилдс, — повторил Пейн.
— Да. Что она страдала судорогами до самой смерти. И что это… возможно… была чума.
Шилдс снял третью банку и почти беззвучно опустил ее в саквояж.
Пейн облизнул губу.
— Мне очень жаль, — сказал он, — но боюсь, что доктор Шилдс так же введен в заблуждение, как…
В эту секунду он глянул в лицо доктора, и Мэтью был свидетелем того, что произошло потом.
Что-то проскочило между Пейном и Шилдсом. Что-то нематериальное, но абсолютно ужасное. На кратчайший миг Мэтью увидел, как загорелись глаза доктора такой ненавистью, что отрицала любой смысл и логику, а Пейн отпрянул, будто от физической угрозы. И еще Мэтью понял, что редко когда видел прямое общение между доктором Шилдсом и Пейном. Его осенило, что именно доктор старался держаться на расстоянии от Пейна, но так хорошо маскировал это чувство, что Пейн даже не подозревал о разделявшей их бездне.
Но не только вопиющая эта вражда обнажилась в тот момент. Пейн, наверное, впервые узнал о ней и приоткрыл рот, будто собирался издать возглас протеста. Однако в следующий миг лицо Пейна так же стянуло, как лицо доктора, и то, что он мог бы сказать, умерло, не родившись.
Шилдс еще секунду или две подержал между ними эту темную связь, а потом спокойно вернулся к своему пациенту. Он снял четвертую банку, и она отправилась в саквояж.
Мэтью вопросительно посмотрел на Пейна, но тот отвернулся, уходя от его взгляда. Мэтью понял, что доктор Шилдс что-то сообщил Пейну этим мимолетным взглядом ненависти, и, что бы это ни было, у Пейна почти подкосились колени.