Голубой бриллиант (Сборник)
Шрифт:
540
прибавил: - Потерпите еще полчасика, и ваш очаровательный
образ войдет в историю.
Эти последние полчаса прошли незаметно, Игорь
работал с веселым оживлением, рассыпал анекдоты и совсем
неожиданно объявил, протянув мне руку:
– Прошу вас сеньорита Лариса оставить свой трон и
спуститься на грешную землю, чтоб лицезреть, как будет
поставлен последний штрих.
Он подвел меня к мольберту и в правом нижнем углу
поставил
радостным удивлением на свой портрет и находила его
удачным, о чем и сказала вслух, вопросительно взглянув на
Лукича. Он одобрительно кивнул головой, а я сказала Игорю
"спасибо" и поцеловала его в щеку.
– О! Сеньорита! - воскликнул дурашливо Игорь.
– Этот
поцелуй нужно закрепить несмываемым лаком на долгие
времена. - Он взял какой-то флакончик и брызнул себе на
щеку. Думаю, что это был одеколон, а не лак, потому что
рисунок, чтоб не размазать уголь, он брызгал из другого
флакона.
Лукич достал из своего кейса бутылку шампанского,
водрузил ее на стол, потом извлек коробку шоколадных конфет
и, обращаясь к Игорю, сказал:
– Доставай фужеры. И самые шикарные, из хрусталя.
Твой бесценный труд, твой шедевр мы закрепим брызгами
божественного напитка. Я думаю положено удачное начало.
Главный портрет впереди.
– Если нам в работе не будут мешать посторонние
зрители, - с лукавой улыбкой уколол Игорь.
– Не будут, - заверил Лукич и прибавил: - А этот портрет
мы заберем сейчас. Потом рассчитаемся.
– Не терпится?
– заметил Игорь.
– Значит понравился. Я
рад. Откровенно говоря, я побаивался оценки Лукича: ему
трудно угодить.
На этот раз я позировала в серебристой с блестками
блузке и черной в крапинку юбке. Игорь поинтересовался в чем
я буду позировать завтра.
– А в чем бы вы посоветовали?
– спросила я.
– Да в чем-нибудь поярче, поконтрастнее, - ответил он.
– Например: кремовые джинсы и розовая безрукавка, -
предложила я.
– Гадится. Даже очень: черные волосы, розовое и
кремовое. Работать будем все светлое время, учитывая, что
541
его в январе не так еще много. Начнем в одиннадцать и
закончим в три. Идет?
– Вам видней. Я согласна.
Дома Лукич предупредил:
– Похоже он глаз на тебя положил. За ним такое водится.
– И после долгой паузы почему-то молвил: - Производитель.
Мне запомнилось это последнее слово. Я недоумевала: к
чему оно сказано? О том, что я очень хочу ребенка Лукич знает
и разделяет мое желание. Он даже как-то
приличному "производителю" он ревновать не будет. И
добавил при этом:
– Только не забывай о СПИДе и прочей мерзости.
Встретил меня Игорь радушно, помог снять пальто, спросил,
не холодно мне. Предложил не снимать белую шаль.
Внимательно осмотрел мой наряд и заключил:
– Очаровательно! Этот портрет я буду писать сердцем.
– А почему не красками?
– рассмеялась я.
– Потому, что ты красивая. Давай перейдем на "ты", мы
же почти ровесники. Согласна?
– Давай, - без особого энтузиазма ответила я, глядя на
большой холст, стоящий на мольберте. На холсте уже слабым
контуром намечена композиция: девушка сидит в кресле,
забросив правую руку на спинку, а левая рука с букетом цветов
свободно покоится на коленях.
– Такой вариант тебя устроит?
– любезно спросил он и
прибавил: - Конечно, было бы интересней, если б вместо брюк
была короткая юбка. У тебя красивые ноги. Есть у тебя такая
юбка?
– Найдется. И тоже бежевая.
– Прекрасно!
– обрадовано воскликнул он.
– Завтра ты ее
прихватишь. Здесь переоденешься. А сегодня займемся
головой. Голова, лицо - главное. Особенно твои глаза. У тебя
глаза молодой рыси. Тебе никто так не говорил? В них что-то
есть и восточное, персианское. И какая-то неразгаданная
тайна.Усадив меня в кресло и смешивая кистями краски на
палитре, он продолжал говорить любезности, которые можно
было расценивать, как признания в любви.
– Когда я увидел тебя на теплоходе впервые, ты на меня
не произвела впечатления. Разве что пышные, густые, черные
волосы. Я на них обратил внимание просто как профессионал-
художник. Но вот когда ты запела "Не уходи, побудь со мною, я
так давно тебя люблю", тут я вздрогнул. Передо мной была
542
женщина-мечта. Мне захотелось с тобой познакомиться,
поговорить, написать твой портрет, картину. Между прочим,
после этого портрета я попрошу тебя позировать для большой
картины, давно мной задуманной. Назовем ее "Майское утро" и
будем писать на даче Лукича, на террасе... Да, но пока я искал
случая, чтоб с тобой встретиться наедине, потому как Настя
неусыпно бдила, мой старший друг и соперник Лукич обскакал
меня. Вступать с ним в соревнования я счел бестактным,
пощадил старика, уступил, отвалил в сторону, но в памяти
своей и в сердце твой образ хранил и надеялся, что наши пути