Горькая кровь
Шрифт:
– Я не буду драться с Амелией, и чем дольше Оливер властвует над ней, тем опаснее она становится для всех нас. Так что же ты предлагаешь мне делать? Они придут за мной рано или поздно, я всегда был бельмом на глазу Оливера, и он захочет устранить меня в скором времени. Если мне повезет, со мной он сделает это раньше, чем с тобой и твоими друзьями, избавив меня тем самым от бремени ответственности за это.
– Амелия не позволит ему причинить тебе боль.
– Неужели?
– лицо Мирнина стало жестким, и казалось, что он вспомнил что-то очень неприятное.
– У Оливера есть талант к убеждению. Он умеет это так же, как
– Я не хочу увидеть это снова. И конечно же, я не хочу быть частью этого.
– Заставь ее выслушать тебя. Ты один из ее старейших друзей!
– Друзья не имеют большого значения, когда их пересекают любовники, - сказал он.
– Ты достаточно взрослая, чтобы знать это. И это то, почему я не могу...
– он покачал головой.
– Почему я не могу остаться.
Внезапно она почувствовала, что ее душат слезы. Он шагнул вперед и взял обе ее руки в свои холодные. На мгновение она подумала, что он собирается поцеловать ее, и в этот момент запаниковала из-за того, что не была уверена, что нужно остановить его, что она хотела остановить его... Но потом он просто прислонился свои лбом к ее и стоял так.
– Тише, - сказал он, и в его голосе было так много сладости.
– Я не хочу, чтобы ты плакала. Я не стою того, чтобы плакать.
– Я не хочу, чтобы ты уезжал.
Он отстранился, оставаясь близко, очень близко, слишком близко. В глубине его глаз было слабое малиновое мерцание, как гроза вдали.
– Береги себя, - сказал он.
– Обещай мне.
– Обещаю, - сказала она.
– Мирнин...
Он поцеловал ее. Это произошло так быстро, что она даже не успела пошевельнуться, чтобы предотвратить это, даже если бы хотела; поцелуй был быстрым, светлым и прохладным, а потом...
Потом он ушел.
Клэр высунулась в окно и увидела карабкающуюся вниз по дереву размытую фигуру. Он перепрыгнул последние десять футов, приземлился ровно на подошвы своих белых туфель и молча посмотрел на нее; потом поднял бледную, с длинными пальцами руку.
Она подняла свою в ответ. Из-за слез она видела его размытым, прежде чем они вырвались из ее глаз и горячо покатились по щекам.
Когда она моргнула, двор уже был пуст за исключением сломанной ветки, на которой он стоял, когда она впервые увидела его.
Клэр сделала несколько больших, глубоких глотков ночного воздуха, а затем захлопнула окно и села на кровать. Она чувствовала... Она не знала, что чувствует. Просто неправильно. Она хотела поговорить, но не могла с Шейном, не об этом; он бы не понял, не это.
Ева. Может, она могла бы поговорить с Евой... Но она могла слышать крики внизу, и голос Евы радостно объявлял ее победу над Шейном в игре. Наверху мир казался отстраненным от этого.
Клэр растянулась на постели, зажмурив глаза почти до боли, как неправильно все было, как виновата
Она вздрогнула и приняла вертикальное положение, когда услышала стук в дверь, обе руки инстинктивно прижались к груди.
– Кто там?
– В каком смысле кто там?
– Шейн изучал ее, приоткрыв дверь. Ох. Конечно это был стук Шейна; она знала его очень хорошо.
– В чем дело? Ты в порядке? Ты выглядишь напуганной.
Она ощутила настолько сильный прилив чувств, что ее щеки заполыхали, а живот скрутило, и на секунду она даже не знала, что это было, пока ее мозг не заработал.
Это был стыд.
– Нет, - сказала она, и ее голос звучал неуверенно.
– Нет. Мне просто... приснился сон. Плохой, - лгунья.
Она улыбнулась ему, из-за чего стыд ощутился острее, а потом он опустился на кровать рядом с ней.
– Тогда ты не должна была приходить сюда и спать. Давай, соня. Тебе еще слишком рано ложиться.
Он поцеловал ее, и он был таким теплым, сладким и крепким, и прежде всего живым... и она жадно набросилась на него, почти отчаянно. Поцелуй продолжался и продолжался, медленный и влажный, как нечто, происходившее во сне, и она прижалась ближе в его объятиях, и все бури в ней превратились в мир, мир настолько сильный, что она могла чувствовать его свечение в крови. Она выдохнула в его губы, в его рот, а он улыбнулся, его волосы мягко щекотали ее лицо, лаская, как приведение.
– Ты делаешь меня счастливой, - прошептала она. Она буквально имела это ввиду, он вывел ее из странного, темного места на солнечный свет, и облегчение был настолько велико, что она почувствовала слезы на глазах.
– Такой счастливой.
Шейн отстранился и посмотрел на нее с полностью сосредоточенным выражением. Его улыбка была ослепительной.
– Я собирался сказать тебе то же самое, - сказал он и провел пальцами по ее лицу.
– Мошенница.
На одно ужасное мгновение она подумала, что он знал о Мирнине, стоял здесь, в ее комнате, но потом, испытав ледяную волну облегчения, она поняла, что он говорил о ее сбивающем приеме. Она одарила его неуверенной улыбкой.
– Надо быть быстрым.
– Ох, - сказал он и поцеловал ее совсем легко, переместив свои губы на ее шею, - Я действительно не думаю, что смогу.
Она засмеялась, потому что радость превратилась просто в точку света в ней, яркую и жгучую, она перевернула его, расположилась сверху и поцеловала его снова, и снова, и снова, пока всё не стало ярким взрывом повсюду в мире.
А когда все исчезло, когда снова наступила темнота и тишина, она вслушивалась в сильные, быстрые удары его сердца, положив голову на его грудь, и думала "Прости". Она даже не была уверена, за что извиняется, или даже кому было направлено извинение. Мирнину? Ей самой? Шейну? Может быть, им всем.
Но не будет еще одного раза.
Никогда вновь.
Шейн уснул рядом с ней без задних ног, но Клэр ощущала себя полной энергии и беспокойства всякий раз, когда пыталась закрыть глаза. Она тихо вышла в коридор, закрыв дверь, и опустилась около стены, снова и снова вращая телефон в руках. Вовремя, подумала она. Было уже поздно, но ее родители привыкли к этому, они всегда говорили, что она редко звонит.
Клэр набрала номер прежде, чем успела одуматься. Её мама ответила после второго гудка встревоженным голосом: