Город, который сошел с ума (сборник)
Шрифт:
– На, сохрани. Государственная тайна – прошептал Лысый и – тишком за дверь.
Виктор покрутил мятую бумажку и начал читать из любопытства:
– Дорогой наш и любимый вождь и международный товарищ, Леонид Ильич Брежнев. Пишет вам ваш доброжелатель и поклонник ваших талантов. Не дозволяйте ваши портреты в газетах печатать. Не забывайте, что кругом враги. И враги эти хочут вас со света белого свести на тот свет. Они и на рельсы под паровоз ваши фотки ложут, и ток через них пропускают, а уж про туалет и подумать страшно. Велите… – тут письмо патриота
– Интересно, они все тут… или через одного? – с тоской подумал Виктор.
Милиционер тем временем закончил шушукаться, взял пакет, что буфетчица подала ему из-под прилавка и грозно сказал – Граждане, чтоб в павильоне не курить и безобразия не безобразить! После такой речи он устал и вышел.
– А у меня вот что получилось, – снова начал Виктор свой рассказ, да видно не судьба.
К их стойке подошли трое хануриков. Отхлебнули пивка. Потом один, в мятой кепке, достал из кармана баллончик с дихлофосом и, стреляя глазами по сторонам, попшикал каждому в кружку. Видя, как Виктор на это дело гляделки выкатил, спросил:
– Будешь?
– А что это? прошептал Виктор опасливо.
– Для отшибу памяти – пояснил тот, что в кепке, – Круто отшибает. Себя не помнишь.
– Нет, ребята, спасибо, – отнекался Виктор, – Я в основном по алкоголю. Спиртное же у нас – это же двигатель прогресса, – это Виктор Мрачному начал объяснять. – Вот к примеру хоть наши Братанишки взять. Без спиртного ни тебе коня взять, ни дров. Помню мимо нашего хутора дорогу тянули. Метров триста до хутора всего. Я и подошёл к прорабу. Брось до хутора дорожку, говорю. Заплачу как надо. А он мне и говорит – А на хрена нам твои деньги? Мы свои не знаем на что потратить. Тогда я ящик с водкой привязал на верёвочку. Я этот ящик за собой волоку, а сзади асфальт так сам и стелется. Сказка, да и только.
Мрачный только головой покрутил:
– Всё, братан, я в завязку пошёл. Раз эти твари меня посадить задумали – я в завязке. Вот пойду сейчас и посуду вымою. Пусть тогда они зубами поскрипят, а я посмеюсь.
– Вот это ты правильно придумал, – зарадовался Виктор.
– Вымою посуду, а потом поубиваю обоих всех на хрен! – пообещал Мрачный и ушёл.
Виктор допил своё пиво и решил ещё взять стакашок красненького для полировки. Пока туда-сюда – вернулся, а за стойкой примостился мужик в ватнике.
– Прямо не знаю, что и делать, братка! – пожаловался этот в ватнике. – Как глаза закрою, так эти быки так и лезут, так и лезут! Прямо не знаю, что и делать.
– А ты их по рогам! – посоветовал Виктор.
– Как же я по рогам? – обиделся Ватник, – Это же сон, дурила! Тут понимать надо.
Тем временем в Мочалку ввалился дедок с гармонью и с ним молодой.
Дедок лихо растянул меха и запел заиграл – Когда б имел златые горы…
Хорошая песня. Душевная. А никто и внимания не обратил. Тогда молодой прокричал тенорком:
– Граждане публика! Не жалейте рублика! Налейте стаканчик. На ваших глазах выпиваю, на ваших глазах стаканом закусываю. Чудо природы и никакого обмана.
Виктор
Молодой выпил вино и начал с хрустом жрать стакан. За соседней стойкой проявили интерес – А давай-ка к нам, фокусник хренов. Нас на мякине не проведёшь. Но если что не так – ответишь. Молодой тяжело сглотнул, вытер с губ кровавую слюну и пошёл выступать на бис. Дед при этом заиграл «Варяга». Хитрющий был дед. Понимал, что и как.
Виктор хотел было высказать свою обиду братке в ватнике, но обнаружил, что обида куда то исчезла. Наоборот, вместо обиды созревала в нём весёлая уверенность, что живёт он не хуже других. Одновременно он чуял, что его повело. С прошлой получки в рот хмельного не брал – вот и потерял квалификацию. Тогда он допил вино и поехал домой в общагу.
– Ты, Фрося, смолкни, – сказал он жене, собирающейся было хавальник открыть.
Ты смолкни. Вот деньги. Все целы. Пропил только своё законное. А то сидишь тут в тепле, в уюте и Бога гневишь. Посмотрела бы что деется. Как люди страдают.
Сифилис вон над Ригой падает и всё ничего… терпят. Ты чайку-то сооруди.
А пока успокоившаяся Фрося ставила чай, Виктор подошёл к сынишке, посмотрел что тот читает. Он открыл книжку на последней странице и прочитал – «А жизнь, товарищи, была совсем хорошая». Конец. – Вот оно, когда хорошей жизни конец-то наступил! – сделал для себя открытие Виктор, сел на кровать и счастливый заснул, так и не дождавшись чаю.
Любовь
– Ну вот тебе и новость, мать, – сказал Фёдор Митрофанов, встретив жену возле крыльца. Она, видно, в огороде возилась – рейтузы до колен были в земляной корке.
– Такая новость, что и не знаю, как дальше жить будем, – продолжил Фёдор и пошёл в дом.
Жена только вздохнула. Присела на крыльцо, сняла перепачканные рейтузы и старые туфли и пошла в дом следом.
Фёдор курил в кухне.
– Ну, прям издеваются над рабочим человеком! – продолжил он начатый разговор. – Мало того, что мясокомбинат назвали ООО «Ванда». Я понимаю, конечно: не такой уж тупой, как некоторые думают, что Вандой хозяйку зовут. Но могли бы уж чего другого нафантазировать. А то – Ванда. Люди спрашивают – Ты где работаешь? Что я отвечу? На Ванде работаю? Да?
Нина Митрофанова только головой покачала – каждый день Фёдор про эту Ванду бубнит. Мог бы и пластинку сменить.
Поставила суп разогревать и спросила осторожно:
– А новина какая, Федь?
– Денег опять не дали, суки! Вот и вся новина-хреновина.
Фёдор сделал несколько затяжек, глядя в стенку и подвёл итог:
– Мы-то с тобой продержимся. Хозяйство… да то, да сё. А как люди – не знаю. Вот хоть Кольку возьми. Конечно, если посмотреть прокурорским глазом, он продержится: и сад-огород, и сам самогонку гонит, а Клавка евоная торгует. Только это же не зарплата. Это ж не вечно. Вот, к примеру, бандюги наедут, да данью обложат. Или ментовка опять же… Что тогда? То-то!