Горячие пески
Шрифт:
Театрально воздев руки, отворачиваясь в сторону, изображая обиду, Герасимов произнес:
— Как знаете, не хотите слушать, не надо. Только я сам был свидетелем, как об этом офицеры говорили. Ивашкин с Бубенчиковым старика задержали? Факт. Вроде бы безобидного. А оказался он с «секретом». В свое время состоял в басмаческой банде. Многие из его друзей за границу деру дали, а он тут затаился. С контрабандистами снюхался. Или они его отыскали. Этого я не знаю. В проводниках у них состоял. А где контрабанда, там и шпионы. Этих нарушителей тоже он встретил и укрывал.
В продолжение всего рассказа Ивашкина не раз кидало
Рассказывая, Герасимов упомянул начальника штаба погранотряда подполковника Копылова, и он оказался легок на помине. Под вечер примчался на своей старенькой легковушке. Подкатил не к штабу комендатуры, как обычно, а к заставе. Подполковник направился к крыльцу быстрой, прихрамывающей походкой. Навстречу ему выбежал капитан Рыжов, доложил, что резервная застава, за исключением отсутствующих по уважительным причинам, в настоящее время в полном составе находится на отдыхе.
— Вот и расчудесно, — весело сказал подполковник. — Соберите пограничников в кружок, хочу сказать им несколько слов.
Придерживая на бегу планшет, появился комендант майор Квашнин.
— Здравствуй, — пожал ему руку Копылов. — Давай-ка, мил-друг, пока я с бойцами потолкую, собирайся, подскочим на ближнюю заставу. Дело есть, а какое, скажу в дороге.
— Я готов, — сказал комендант.
— Тогда тоже послушай.
Собрались в той же курилке, где разговаривали после обеда. Сидели немногие, большинство стояли тесным кружком. Подполковник умостился в середине.
— В комнате духота, а тут простор, ветерок гуляет, — сказал он все с той же доброй улыбкой, с какой слушал рапорт начальника заставы, окинул взглядом пограничников. — Вижу, чистенькие, щетину соскоблили, в порядок себя привели. Хвалю. Аккуратность и строгий воинский вид прежде всего.
И с ходу заговорил о проведенной операции в песках. Похвалил личный состав резервной заставы — с задачей справились успешно. Особенно отличилось отделение старшего сержанта Тагильцева. Испытание ребятам выпало нелегкое, они выдержали его. Мужества, сметки и умения достало, чтобы одолеть вооруженных нарушителей границы. Старослужащие показали себя с самой лучшей стороны, и молодые заявили о себе, как настоящие пограничники. Фамилии Корнева и Герасимова назвал, Ивашкина с Бубенчиковым не забыл, других солдат упомянул. Отметил колхозного бригадира Берды Мамедова.
— Наиболее отличившиеся будут поощрены особо, а пока от имени командования за хорошую службу Родине всему личному составу объявляю благодарность! — закончил подполковник, поднявшись и бросив руку под козырек.
— Служим Советскому Союзу! — на едином дыхании, хором ответили пограничники.
Дружный возглас прокатился по двору, эхо толкнулось под крышу казармы, вспугнуло мирно ворковавших горлинок, потревоженные на коновязи
После этого подполковник еще с час сидел с солдатами, угостил папиросами, курил и разговаривал по душам, спрашивал о доме, родителях, о том, кто и как думает строить свою жизнь после службы.
Был конец июля.
Жара становилась изнурительной. Даже по ночам не было от нее спасения. В помещениях стояла духота. Спящих солдат атаковали москиты, проникающие даже сквозь марлевые пологи.
Ежедневно с полудня поднимался ветер. Он приносил с собой горячее дыхание песков, слабые запахи увядших трав, полынную горечь.
Прохаживаясь по смотровой площадке наблюдательной вышки, время от времени вскидывая бинокль, Ивашкин оглядывал окрестности. Он вдыхал налетающие запахи и гадал, где родились они. Может быть, ветер принес их и из той маленькой лощинки у колодца, где пограничники задержали нарушителей границы. Там, среди нагромождения барханов Ивашкин видел островки песчаной осоки и полыни.
Воображение несло его дальше, за пределы песков, и, наконец, он оказывался в родной деревеньке и вспоминал, как теплыми летними днями вот так же пахло полынной горечью с противоположного берега реки. И тогда почему-то особенно не хотелось корпеть над ведомостями и накладными в конторе, тянуло в поле, на луг, где трава по пояс и в синем небе звонкие жаворонки.
Все, шабаш, в контору Ивашкин больше не вернется — это уже решено. Отслужит, приедет в деревню и будет работать трактористом или шофером, а то и на комбайн сядет. Загвоздка в том пока, что ни одной этой специальности он не освоил.
Ивашкин почему-то думал о себе, как о ком-то постороннем. Наверное, так легче ему было строить планы на будущее, хвалить или осуждать себя за что-то в настоящем.
Так вот, он не только решил не возвращаться к своим обязанностям счетовода, а уже сделал первые шаги, чтобы это решение претворить в жизнь. Во-первых, военная служба его кое-чему научила и еще многому научит. Во-вторых, он завел дружбу с шофером грузовой машины и мотористом электродвижка. Ребята толковые, отзывчивые, не выезжают на нем, используя его в роли «подай-принеси», а учат своему ремеслу. Понемногу, но дело продвигается вперед. Бывает даже, особенно днем, если моториста не оказывается на месте, а надо подзарядить аккумуляторы или следовые фонари, старшина посылает Ивашкина запустить движок, и он управляется.
— Ты вот что, Ивашкин, на этом деле, — как-то сказал ему старшина, — я имею в виду технику, набивай руку. Справочники, пособия разные почитывай. При случае пошлем тебя на курсы. Я уже говорил об этом с начальником заставы, он обещал позаботиться о тебе.
То-то Катюша удивится, когда он заявится домой подготовленным технарем.
Со дня возвращения из песков минуло три недели. Тогда сразу он написал матери и Катюше и теперь с нетерпением ждал ответа. Он представил, как при разборе свежей почты Катюша обнаруживает его письма. Почему-то ему думалось, что письмо для нее она прятала, не читая сразу, оставляла на потом. Сначала, вместе со всей почтой, приносила письмо матери, и они читали его вдвоем (мать как-то сообщила ему об этом). Мать обычно тут же брала у девчонок-школьниц ручку, чернильницу-непроливайку и сочиняла ему ответ. На обратном пути Катюша захватывала письма и относила на почту.