Горящие сердца
Шрифт:
Снова все смеялись, и краснела смущенная Фаризат.
— Когда я был в Мескуа, — продолжал Конак, дождавшись, пока стихнет смех, — я на выставке видел корову, которая давала по пуду молока за сутки. Я даже хотел просить, чтобы нам дали теленка от этой коровы. А теперь и у нас, когда стадо было на горных пастбищах, наши коровы давали по пуду молока. Вот хотел вам и об этом рассказать.
После совещания передовикам вручили подарки: кому отрез на костюм или платье, кому транзистор, кому путевку в Москву на ВДНХ. Адемею дали отрез на костюм
Батыр сам надел часы старику на руку и пожелал ему здоровья и долгой жизни.
— Не обессудь, Османович, я красиво говорить не умею, — отвечал на это Конак. — Скажу только: пусть аллах пошлет нашей родине мир, богатство и силу...
Жамал тут же принялся ежеминутно приставать к Конаку с вопросом, который теперь час. По домам разъехались вечером. Конак накупил подарков всем на ферме — и девушкам, и ребятам. В аул отправились на машине Азамата, захватив с собой подарки для Адемея. Конак, поглядывая на часы, толковал о том, что самый хороший подарок получил Адемей — в Москву поедет.
— Это для нас, стариков, самое дорогое. Мы с Адемеем обязательно должны встретиться перед его отъездом, я ему все расскажу, научу, как там надо жить.
Салих переживал, что Адемей не получил часы. Может, отдать ему свои? Как быть? Надо с Азаматом посоветоваться.
Азамат удивился:
— Разве путевка и отрез — плохой подарок? Хуже, чем часы? Что ты выдумываешь?
Азамата поддержал и Конак, который прямо заявил, что обменял бы двое часов на одну поездку в Москву.
— Слышишь, Салих?
— Слышу. Но ты, Азамат, скажи, что лучше — часы или отрез?
— Часы.
— Так я отдам Адемею часы и путевку, и себе оставлю отрез.
— Спасибо, Салих, за такое твое решение, — сказал Конак с важностью.
Одобрили это и другие, и по просьбе Салиха решили Адемею секрет не раскрывать.
Салих вручил Адемею подарки на следующий же день.
— Батыр Османович очень жалел, что тебя самого на совещании не было. Просил поздравить.
— Спасибо, — ответил растроганный Адемей. — А когда ехать?
— В мае. С десятого по двадцатое — видишь, написано.
—Это неудобно. Как раз начинается окот.
— Ничего. Ехать необходимо. Дадут нам людей в помощь. Знаешь, как Конак тебе завидует?
— Хочется ему еще раз побывать в Москве? Скажи, Салих, а тебя чем наградили?
— Отрез на костюм подарили очень хороший.
— Это, брат, неплохо. Но еще лучше будет, если эти часы станешь носить ты. — И Адемей протянул парню часы. — Ты молодой, дай тебе аллах счастья. Носи на здоровье, пусть они будут твои.
— Я лучше умру, чем возьму их, — отвечал Салих и почти бегом побежал за отарой.
Адемей недоуменно смотрел ему вслед: «Обидел я его чем-нибудь, что ли?»
В ущелье началось строительство завода. Техники прибыло видимо-невидимо. В ожидании ее были отремонтированы дороги и мосты. Почти все, кто работал
Крылов не расстается со своим большим черным портфелем, набитым чертежами. Инженер — человек беспокойный, и кажется, что он присутствует на всех участках стройки одновременно, — так часто он бывает на каждом из них. Сейчас Крылов у себя в палатке, у него и Сокуров с Асхатом.
— Одна просьба: людей не хватает, — переживает Андрей Васильевич. — И времени не хватает тоже. Ахмет Гумарович, если тебе не трудно, съезди в райком. Мне самому сейчас на минуту со стройки нельзя отлучиться. Повидайся с Батыром Османовичем, — поговори насчет кадров. Нам нужны люди. Больше не надо ничего. Скажи, что телефона до сих пор нет, поэтому связаться с ними не можем. И передай, что столовая работает пока из рук вон плохо.
— Это, выходит, единственная просьба, Андреи Васильевич? — засмеялся Асхат.
— Я думал, Асхат Азаматович, ты моей хитрости не заметишь.
Сокуров вышел из палатки, уселся в газик и уехал в райком.
Крылова на стройке полюбили с первого дня. За справедливость, за чуткость к людям, заботу о них. Он быстро со всеми познакомился, всех запомнил и не путал имен и отчеств. Есть у него смешная привычка: если задумается или начнет что-нибудь про себя рассчитывать, то при этом как будто бы дирижирует указательным пальцем правой руки.
— Асхат Азаматович, — говорит после ухода Сокурова Крылов, — нам с тобой надо продумать, куда людей разместим, если приедут.
Он открывает портфель, рассматривает какие-то бумаги и продолжает, обращаясь явно уже к самому себе:
— А-ха, нам нужны еще две большие палатки. Двенадцатиместные. А если женщины приедут? Если женщины приедут, освободим... освободим маленькие палатки.
И Крылов покидает помещение. За ним выходит Асхат. Надо разыскать завхоза.
— Андрей Васильевич, — возвращается Асхат к прерванному разговору, — материалы на стройку поступают с перебоями. Камня и гравия хватает и здесь, — а вот цемента надо побольше.
— Ты прав. Но этот вопрос в районе не решить. Надо мне самому ехать в Нальчик. Скоро настанут теплые дни, и, если мы ребят обеспечим всем необходимым, знаешь, как они у нас работать будут!
— Работать будут, в этом сомнения нет. Надо надеяться, Сокуров не зря съездит в район. Над нашим объектом как-никак шефствует комсомол. Райком комсомола организует молодежь.
— Это я считаю самым необходимым.
Пришел завхоз.
— Искали, говорят, меня, Андрей Васильевич?
— Точно. У тебя есть еще две большие палатки?