Господин следователь. Книга седьмая
Шрифт:
— Расскажете — как вас государь принимал, и подарок Его Величества не забудьте принести — никогда в руках царских подарков не держала.
Завтрак к моему возвращения из храма барышня-крестьянка приготовить не успела, сказала, что еще минут десять, а пока посоветовала прочитать-таки это письмо, которое ей показалось оригинальным.
Взяв письмо, пошел в свою спальню-кабинет, уселся за письменный стол. Посмотрел на книжный шкап, заполненный книгами — и теми, что уже были, и теми, что привез из Москвы и Санкт-Петербурга. Их, правда, нужно еще расставить в тематическом
И что там пишут?
Ух ты…
«Уважаемый г-н Артамонов. Безусловно, ваша замечательная повесть 'Приключения деревянного мальчика» имеет ярко выраженный христианский и евангельский смысл.
Несомненно, что папа Карло — Создатель, который сотворил из аллегорического полена Буратино и отправил своего Божественного сына в наш мир, для спасения человечества, изображенного вами в виде кукол. Не случайно же куклы — то есть мы, сразу узнали и признали в Буратино Мессию — Спасителя и посланника Божиего.
Спасителю противостоят образы соблазнителей — кота Базилио, лисы Алисы, являющимися служителями Тьмы.
Как и Спаситель, деревянный мальчик переживает смерть и Воскресение — его вешает на гвоздь Карабас-Барабас, дважды убивают служители Тьмы. Но трижды Спаситель воскресает и ведет нас, своих детей, в светлое будущее, которое противостоит нашей мрачной действительности.
Автор сумел выразить свое отношение к злату, показав, что не стоит обретать на этом свете богатства, а грешная земля — это поле Дураков, где от презренного металла не взойдут растения, способные дать пищу и кров.
Еще один очень удачный образ — образ черепахи Тортиллы, олицетворяющей твердь нашей земли и незыблемость Мироздания. Тортилла — без-спорный аргумент против тех горе-ученых, считающих, что Земля вращается вокруг Солнца, да еще и висит в космическом эфире.
Огромная вам благодарность за ваш труд, который, безусловно, послужит праведному делу'.
Ух ты… До такого даже цензор бы не додумался. И хорошо, что не додумался.
Глава двадцатая
Бумажный солдат
Во время обеда я рассказывал невесте и ее тетушке о своих мытарствах (стоило ли слово брать в кавычки? не стал), похвалился дипломом и аудиенцией у императора. Вообще-то, про экзамены и свою краткую карьеру в качестве помощника Московского окружного я Леночке писал, а вот про встречу с императором не успел. Про литературную нашу карьеру говорить пока не стал. Леночка знает, а тетушке это ни к чему.
У Бравлиных тоже имеются новости. Кроме отложенной свадьбы дочери и ее поступления на службу, имеется и другая. Пока трудно сказать, хорошая или плохая, но суть в том, что Николенька — младший брат Елены, гордость папы и мамы, отчислен из кадетского корпуса по состоянию здоровья и теперь Бравлин-старший переводит его в Вологодскую гимназию. А туда так просто не берут и баллы, полученные в Морском кадетском корпусе, в зачет не принимают, а заставляют сдавать экзамены, словно бы отрока, получавшего домашнее образование. Так что, статский советник взял отпуск и вместе с моей будущей тещей пребывают сейчас в Вологде.
Забавно. Сын моего друга
Еще мне показалось, что тетушка и Леночка что-то не договаривают. Николенька отчислен по состоянию здоровья? Пусть так. Но не исключено, что причиной стали какие-то иные факторы. Судя по рассказам Лены о братце, тот был слишком «домашним», а таким сложно приходится в сугубо мужских коллективах, будь то армейская казарма или кадетский корпус.
Обед съеден, рассказ о встрече с государем закончен (без излишних подробностей), часы с бриллиантовой короной Российской империи предъявлены, теперь можно бы дать возможность жениху с невестой побыть наедине. Но куда там.
Госпожа Десятова устроилась у окна, вроде бы, читает роман, но поглядывает на нас. А мы с Леночкой устроились на диване. Чинно так, разве что держим друг друга за ручку, но это дозволяется.
— Ваня, нам нужно поговорить.
Когда твоя любимая девушка, да еще и невеста, произносит такую фразу, поневоле не ждешь ничего хорошего.
— Как скажешь, — покладисто кивнул я. День-то все равно плохо начался, пусть уж до кучи. Вполне возможно, что Елена собирается отодвинуть день нашей свадьбы еще подальше. Не на год, как мы с ней договаривались, а года на два. Она еще не знает, что два года в Череповце мне государь не дает. Но это потом.
Но речь пошла не о нас.
— Ваня, я получила письмо от Ольги Николаевны, — сообщила Лена. — Если хочешь, могу тебе его дать — сам прочтешь.
— Лучше на словах перескажи, — предложил я.
Не люблю читать чужие письма, даже если разрешают. По долгу службы — ради Бога, а так — упаси Господи!
— Ольга Николаевна просит, чтобы я приняла участие в судьбе твоей кухарки. Более того — она намекает, что Аня не совсем крестьянка. Говорит, что, если потребуется, пусть Иван сам все расскажет.
М-да, дела. Но эту тайну от Лены все равно не сберечь, да и тайна ли это? Кажется, уже столько людей узнало о реальном происхождении моей прислуги, что оставлять невесту в неведении просто глупо. Да она потом обидеться может.
— Выяснилось, что Анна — незаконная дочь князя Бориса Голицына, — сообщил я. — Мне об этом рассказал наш пристав — он некогда знал и покойную мать Анны, и самого князя. Да и от Ани это в секрете не держалось… А когда мы приехали в Санкт-Петербург, маменька посмотрела на барышню и та ей сразу показалась похожей на соученицу по гимназии — княжну Софью Голицыну. Нынче, кстати, она графиня Левашова, особа, приближенная к императрице. Маменька решила, что тетушка будет рада обрести племянницу, но ошиблась.