Гость из будущего. Том 3
Шрифт:
— А что жена? — захохотала Гребешкова.
— Если Семён Семёнович делал что-то не так, то она его всегда обзывала «бриллиантовой рукой», — загоготал я.
— «Бриллиантовая рука», — совершенно серьёзно крякнул Гайдай. — Хорошее название для кинокомедии.
— И название гениальное и кино получится гениальным, — поддакнул я и, встав из-за стола, добавил, — Ваша Нина Павловна сыграет жену, Юрий Никулин мужа. А теперь я с вашего позволения прогуляюсь перед съёмкой, подышу кислородом. Надо многое обдумать.
— Полезное дело, — кивнул головой Леонид Иович.
— Ба, какие люди?! — неожиданно встретил меня после
— В нашем московском «Голливуде» сплошные звёзды, а не люди, — проворчал я и, подойдя поближе к странному гражданину с грубо наклеенными усищами, воочию убедился, что это именно он и есть, товарищ Владимир Семичастный.
О том, как глава госбезопасности вычислил моё местопребывание, думать почему-то не хотелось. Наверное, всё это время меня кто-то сопровождал. А может охрана всё же решилась и позвонила в комитет госбезопасности с проходной «Мосфильма».
— Пошли, дорогой товарищ Феллини, есть разговор, — резко сменил шутливый тон председатель КГБ.
— У меня сейчас съёмочная смена, — недовольно пробурчал я. — Меня сам Гайдай ждёт.
— Подождёт, не велика птица, — рыкнул он и повёл меня в направлении местного маленького прудика, где вовсю квакали самые настоящие зелёные лягушки.
«Это смотря с какой стороны посмотреть: генсеки и президенты приходят и уходят, а фильмы Гайдая остаются на долгие годы», — усмехнулся я, однако пошёл следом, потому что в моём положении спорить с КГБ не было никакого резона. А когда от прудика потянуло болотной тиной, и Семичастный убедившись, что вокруг ни души, вынул из портфеля папку в твёрдой обложке и протянул её мне.
«Ещё что ли какой-то компромат? Неужели я — испанский шпион? И когда только эти проклятые супостаты успели завербовать? И самое главное: за что купили? Где мой счёт в Швейцарском банке?» — хмыкнул я про себя, но увидев содержимое папки, мысленно выругался. Потому что внутри твёрдых корочек лежал всего один документ: обязательство о неразглашении государственной тайны. В документе уже были пропечатаны мои паспортные данные, и оставалось всего лишь поставить маленькую закорючку и моя жизнь больше никогда не будет прежней.
— У меня алкогольная непереносимость, могу проболтаться, — пробормотал я.
— Если разболтаешь по пьяной лавочке, то никто не поверит, — усмехнулся Владимир Семичастный. — Подписывай, ты же вроде как на съёмку опаздываешь? И это, кстати, в твоих личных интересах. Ты же хочешь, чтобы твоё кино вышло в прокат? А ещё, чтобы разрешили снимать твой фантастический, как его, блокбастер? И, наверное, мечтаешь о поездках на разные заграничные кинофестивали? Между прочим, я и товарищ Шелепин очень много усилий приложили, чтобы твой детектив в Госкино приняли без просмотра, и чтобы товарищ Суслов не вмешался в это дело. И теперь за тобой должок.
— Допустим, я этот документ подпишу, — медленно пролепетал я, стараясь быстро взвесить все «за» и «против». — Но вы хотя бы обоснуйте: зачем я вам сдался? Стучать на коллег, я ни при каких условиях не буду. Лучше поеду в деревню колхозный коровник охранять. Свежий воздух, парное молоко, женщины вокруг — тоже «кровь с молоком».
— И без тебя в вашей киношной среде стукачей хватает, — пророкотал председатель КГБ и вынул из портфеля ещё одну бумагу. — Это объяснительная записка от сотрудника «девятки» Владимира Медведева, где он подробно описывает, как ты разыграл Галину Брежневу, убедив её, что это она отравила японского студента.
— Значит, не врут слухи? — прошептал я, приблизив своё лицо к лицу товарища Семичастного. — На базаре только ленивый не говорит, что Никиту Сергеевича его коллеги по партии хотят на пенсию отправить.
— Кхе-кхе-кхе, — вдруг закашлялся председатель КГБ и кое-как приклеенные усы тут же слетели в траву.
— Ладно, — улыбнулся я, — раз партия решила устроить товарищу Хрущёву почётные проводы на заслуженный отдых, то я не возражаю, — на этих словах я одним росчерком химического карандаша подмахнул обязательство о неразглашении государственной тайны. — Всё? Могу бежать на съёмку?
— Беги, — проворчал Семичастный и добавил, — какой всё-таки у нас догадливый народ торгует на базаре. Позвонишь вот по этому телефону, и доложишь свой рабочий график на этот месяц, — председатель КГБ протянул мне ещё одну визитку, где был только номер телефона. — И будь готов, что в любой момент могут вызвать в Москву.
— Всегда готов! — я отдал пионерский салют и, чётко чеканя шаг как на плацу, потопал в съёмочный павильон №7.
— Клоун, — донеслось до меня.
«Это ещё большой вопрос, кто клоун? — подумал я, прибавив ходу. — Вот вы, товарищ Семичастный, и ваш друг, товарищ Шелепин, запланировали отправить товарища Хрущёва на пенсию. Идея, конечно, интересная, тем более Никита Сергеевич к 70-и годам впал в маразм и откровенно начал чудить. И ради этой смены власти вы проделаете всю черновую и организационную работу, а так же обеспечите самую важную силовую поддержку. А кто сядет на место генсека? Ясное дело — второй человек в партии, товарищ Брежнев. А что потом сделает наш дорогой Леонид Ильич с теми людьми, кто помог ему стать главным человеком в стране? Тоже ясное дело — раскидает кого куда подальше. Ему такие прыткие ребята под боком без надобности. И кто тогда клоун?».
«Стоп! — скомандовал я сам себе и замер как вкопанный в маленьком дворике между корпусов, где в будущем установят несколько памятников, один из них Сергею Бондарчуку, а другой какому-то неизвестному коню в пальто. — Вот я — лапоть! А ведь я теперь человек Семичастного. И возможно приму участие в смене власти. Мало ли что придёт в голову председателю КГБ? Например: засунет меня с кинокамерой на закрытое заседание Политбюро, чтобы я ради страховки разыграл какую-нибудь комедию или выкинул какую-нибудь глупость. Значит, товарищ Брежнев и меня спустя два года отправит на далёкий „Узбекфильм“ или в глубокое „Чувашкино“. А я уже размечтался о мировой славе и „Звёздных войнах“. Спокойствие, только спокойствие. А что если товарища Брежнева не делать генеральным секретарём? В общем, всё это дело нужно как следует обмозговать».
— Что, товарищ Феллини, заблудился? Ты что тут встал, как памятник? — хлопнул меня по плечу гайдаевский кинооператор Константин Бровин, проходя мимо.
— Место выбираю под памятник, — хмыкнул я.
— Кому? — захихикал Бровин. — Себе? Ха-ха.
— Время покажет, — кивнул я и, подмигнув гайдаевскому оператору, пошёл творить новую историю советского кино.