Грань креста (дилогия)
Шрифт:
— И… как?
— С ней всё путём, если не считать, что душевная болячка обострилась. А ребёнок мёртвый. Мы видели плод. Симпатичная была девчушка. Она и хотела девку…
Мир пошатнулся и рухнул, придавив меня тяжестью острый обломков.
Глава четвёртая
Приказ о вынесении мне выговора, красующийся в центре доски объявлений у входа, тревожил меня меньше всего. Так, как сам себя терзаю, ни одно взыскание не заденет. Ну почему я его не успел перехватить? Ведь прямо под глазами сидел! И где
Смешно, должно быть, звучит при моём стаже работы на «Скорой», но лично я до сих пор не был виновен в смерти ни одного пациента. Конечно, под руководством уважаемых господ докторов жмуриков за эти годы целый штабель произвёл. Но то — на их врачебной совести. А на моей этот родившийся мёртвым ребёнок — первый…
На листок с приказом упала тень. Старший врач поставил на подоконник свою чайную посудину — кружку размером с пивной бочонок — и глубоко затянулся, отчего кончик сигареты ярко вспыхнул и затрещал.
— Набираемся опыта, коллега?
— А? — не понял я.
— Ну, как говорят, у хорошего медика за спиной должно быть кладбище. В одной книге, помню, дворцовый лекарь видел на своём веку столько покойников, сколько пациентов ему довелось пользовать. Высокий профессионал был, хе-хе.
— Иметь бы в виду такого опыта, — пробормотал я недовольно.
— Ну, коль тебе не нравится совершенствовать мастерство самому, придётся отправить перенимать его у старших коллег. На реанимационно-анестезиологическую тебя посадить, что ль?
— Брр!
— А что? Вот кому в свете сказанного профессиональных навыков не занимать! Маршрутное такси «Мегаполис — Стикс-левобережье», хе-хе. Ты не бледней, Шура, не бледней. Не стану я подвергать твой слабый нерв таким испытаниям. Просто закроем временно перевозку. Будешь опять с доктором ездить.
Павел Юрьевич поднёс к губам свою гигантскую ёмкость, и Ниагара угольно-чёрного чая с бульканьем обрушилась в его могучую глотку.
В столовой изрядное количество медиков забавлялось традиционной игрой «Обожратушки». Таяли горы снеди, и булькал беспрерывно подливаемый в чашки кипяток. Мне не раз приходило в голову, что старина Льюис Кэрролл позаимствовал безумное чаепитие для своей сказки из быта «Скорой помощи». Медики способны предаваться поглощению этого напитка столь же бесконечно, сколь водительский состав — игре в домино.
Кто-то бодро излагал:
— Славно пронимает, когда на морозе настынется. Вынешь ампулу с ящика, а она, милая, аж в изморози вся. Вот всаживаешь иглу на две трети длины и, по мере введения, плавно продвигаешь глубже, методой ползучего инфильтрата. Десять раз подумает вдругорядь, прежде чем ночью за телефон хвататься.
— Оно конечно, да только здесь такой фокус не получится. Мороз-то где? Или у тебя холодильник в твоей развалюхе?
— Ну, способы бывают разные. Вот, скажем, кордиамин внутрикожно тоже недурён. Делаешь такую аккуратную «лимонную корочку»…
Я переступил порог, и народ, как по команде, заткнулся. Все взгляды упёрлись в мою скромную персону.
— Коллега, ты когда последний раз на базу заезжал? — вымолвил наконец кто-то.
— Недели три… Нет, кажется, месяц… Или больше? — вконец сбился я.
— Оно и видно! — заржали чаёвники. — Поди на себя в зеркало глянь!
Я поднялся в душевую, чтобы последовать их совету. Кошмар! Ходячий персонаж триллера! Халат, стиравшийся попеременке с хирургическим костюмом в любой попавшейся воде и сохший привязанным к антенне рации, цвет обрёл неописуемый. Джинсы на коленях выглядели так, словно ими вытирали полы в складе угля. Ворот рубахи засален. Борода всклокочена. В лохмах волос запуталось чёрт-те что. Из порыжелого голенища сапога торчит рукоять ножа. Бродяга, да и только!
Выезжай я на вызова к нормальным людям, те, безусловно, узрев такого, с позволения сказать, лекаря, немедленно позвонили бы в полицию. Благо, что родимая клиентура ввиду своего душевного состояния не заострялась на страховидности моей внешности. Одичал-с… В ужасе спешно полетел через две ступеньки за мылом и полотенцем.
Многослойная грязь оттиралась с большими техническими трудностями. Облачившись в почти не ношенный чистый зелёный костюм и кипенно-белый халат, подстригши кривыми и тупыми ножницами бороду, я задумался о том, где бы привести в порядок причёску.
Удалось разрешить и эту проблему. Сжалившись надо мной, золотисто-пушистая сестра-хозяйка в ответ на расспросы извлекла из тумбы стола пару металлических расчёсок и длинные ножницы, посмотрев на которые, я пожалел о том, что поторопился терзать свою бороду негодным инструментом, вынутым из медицинского ящика.
Мягкие лапки замерли на секунду над ещё не просохшей гривой.
— Как постричь, Шура?
— Давай покороче, на всякий случай.
Парикмахерские принадлежности защёлкали и заблестели, вгрызаясь в отросшие космы. Работа спорилась.
— Ну, вот и всё, — протянула мне зеркало сестра-хозяйка.
— Ты скажи, барашек наш, сколько шерсти ты нам дашь, — пробормотал я, созерцая на полу кучу волос, пригодную для набивки средних размеров матраца, — не стриги меня пока, дам я шерсти три мешка…
— Надо так понимать, что коробка конфет за тобой?
— И большущая!
— Вообще-то, в городе парикмахерские на каждом углу. Периодически заглядывать туда обойдётся тебе дешевле.
Мне ничего более не оставалось, как смущённо удалиться.
Требовалось свершить ещё один трудовой подвиг — сдать диспетчерам оформленные наряды на перевозку. С натугой выволочив из шкафа в салоне перевязанную бечёвкой кипу, я взвалил было её себе на горб, но остановился, услышав знакомый голосок:
— Меня тут совсем запугали, говорят, дикая тварь из дикого леса на «Скорую» припёрлась и тебе, мол, с ней ездить. Иду смотреть на чудовище может, лучше убежать сразу — и что вижу? Это же просто Шурик!
— Люси! — завопил я обрадованно. — Привет! Ты со мной работать будешь, ура!