ГРАС. Цикл
Шрифт:
У небольшой чугунной калитки Ирина остановилась, украдкой посмотрела на дверь особняка, потом, видимо, вспомнив про телекамеры наружного наблюдения или почувствовав, что Илья за ней наблюдает, метнулась по переулку в сторону Арбата.
«Если я мразь, то мы друг друга стоим», — мрачно додумал Большаков.
На экране показался Ларькин, он на мгновение задержался у калитки и, безошибочно сориентировавшись, направился за Рубцовой. Мысль о том, какой скандал сейчас закатит капитану Ирина, узнав про его обещание, ненадолго утешила Илью. Потом ему вдруг стало одиноко. Пропало куда-то привычное чувство защищенности,
— Самое время применить анестезию, — бормотал он вслух, обращаясь к своему отражению в темном экране «Вампира». — Сейчас мы будем топить печали в пенистой жидкости.
Примерно через час он уже чувствовал себя гораздо лучше. Печали и неприятности тонули одна за другой, пуская на прощание салют из пузырьков. Настроение выровнялось. Во всяком случае, сегодня все было в порядке, а завтра... Об этом можно будет подумать завтра. Большаков бодро мычал какую-то героическую песню, зациклившись на строчке «дотянем до леса — решили друзья». Прочие слова вылетели из памяти. Ещё через час Илья почувствовал, что до леса он не дотянет.
— А когда станет совсем трудно, нажми красную кнопочку, мой узкоглазый друг, — посоветовал он своему отражению и взялся за телефонную трубку.
Борисов ответил так быстро, словно ждал звонка.
— Товарищ майор, я тут, пожалуй... — в затруднении Илья остановился, надеясь, что несколько небрежные интонации его голоса объяснят все за него. — В общем, приезжайте, наверное. Я на всякий случай поставлю дверь на автоматику.
— Сейчас приеду, — сказал майор, в его голосе не прозвучало ни радости, ни удивления.
Илья настроил систему охраны так, чтобы входная дверь сама открылась при приближении Борисова, и побрел к заветной циновочке.
— Уволюсь на фиг, — мечтательно забормотал он заплетающимся языком, просидев на полу. — Буду напиваться каждый день, и меня вышибут. Хотя нет! Не вышибут. Придется писать рапорт. Так, мол, и так. Недееспособен. В том числе в интимном смысле. Просто не хочу. Устроюсь в частную фирму, буду программки лабать, «писюки» собирать, деньжищ будет — море... Или уеду в провинцию. А то подамся в эти, в рекетиторы... То есть в репетеры. В общем, буду детишек английскому учить. Тоже хлеб. Прости, «Вампирушка», мальчик хочет в Тамбов!
Илья улегся, снял очки, положил их рядом с собой на пол, пробормотал напоследок загадочные слова: «Divide overflow. System halted» — и уснул, по-кошачьи свернувшись на циновке. В таком положении его и застал появившийся через полчаса в «бункере» Борисов. На этот раз Большаков забыл закрыть свою тумбочку, и майор, позвенев пустыми бутылками, отыскал в ней последнюю полную. Осмотрев её с неудовольствием, Борисов поставил бутылку перед спящим программистом. Некоторое время майор хмуро глядел на Илью, а потом стал изучать пульт «Вампира».
«Вот они, мои солдаты грядущего, — думал Юрий Николаевич. — Покамест друг из друга кишки выдавливают. Тренируются. Где-то у него здесь тайничок был, судя по акустике — прямо в пульте». Он быстро отыскал кедровую панель, державшуюся на одном болтике, и обнаружил за ней бутылку шампанского и пакет с разной снедью.
«Так я и думал, не пригодилось», — майор переставил бутылку на пульт, нашарил в пакете
«Ну что ж, поздравляю тебя, Борис Николаевич, — мысленно сказал ему Борисов и открыл шампанское. — С новым ходом, надо признать, сильным. Прощенья ты зря просишь, бесполезно. Да... У меня тоже год не без греха прошел, но прощенья просить не у кого. Кого обидел, тех уж нет... Ладно. ещё один год прожит, и прожит не так уж плохо, если в целом взять. Вот только в конце года ерунда какая-то началась в моем подразделении. Ну, да, разберемся в следующем. Твое здоровье, отставник-затейник!»
Подступавшие сутки были для майора двойным праздником — 1 января 2000 года ему исполнялось сорок пять лет.
Содержание файла 0213.txt
Записан 6 декабря 1999 г.
Body-Art
«Я жёсткий, я очень жёсткий. I'm tough. Я жёстче тебя. Сейчас я на тебе что-нибудь нацарапаю. Вот! Вот! Вот!»
«О-о, как хорошо. Какой классный след ты на мне оставил!»
«Да, отпечаток получился что надо. Смотри, больше не давай никому делать на тебе надписи. Не сохранишь мой отпечаток, я т-тебя!..»
«А как же я его сохраню, я ведь такая мягкая?»
«Э-э... а ты будь тверже, застынь!»
«Хорошо. Попробую. И надолго?»
«На всю жизнь! Вдруг я умру. Хотя бы слепок останется».
«Это что же, я должна быть жёстче тебя? Хорошо. Теперь я тверже. А раз я тверже, тогда я на тебе сделаю надпись. Вот! Вот! Вот!»
«Эй, что ж ты делаешь?! Больно же!»
«Сам виноват, надо было расслабиться. Если бы расслабился — тебе бы понравилось».
Утром 2 января майор Борисов сидел в своем небольшом уютном кабинете и, по установившейся давно традиции, заваривал себе чай в пакетике, ожидая, когда к нему явится с докладом о произошедших на Земле за сутки аномальных событиях старший лейтенант Большаков. Тот задерживался, и майор нетерпеливо нажал кнопку селектора. Но не утопил её полностью — кнопка остановилась на полпути, и в «бункере» у Большакова включился не звуковой сигналя, а микрофон. Нехитрое устройство, неожиданное своей простотой, исправно поставляло ему информацию о том, что происходит в компьютерном центре, уже без малого год. Ахмеров выдрал бы себе на голове все волосы, если бы узнал, как легко и изящно Юрий Николаевич его обошел. Но ведь начальник обязан быть в курсе?