Гвардеец Бонапарта
Шрифт:
– И это все, что ты можешь мне сказать? У тебя просто каменное сердце.
Доминик заметил, как на ее глазах заблестели слезы, и тихо произнес:
– Лаура, давай спустимся к морю и поговорим обо всем этом. Нам еще много надо друг другу сказать.
– Я все сказала, что хотела сказать, вопрос закрыт.
– Ну, так позволь мне его снова открыть.
– Нет. Ты и так нанес мне слишком много ран, спасибо.
– Я допустил много ошибок.
– О, да! Но со мной ты их дальше допускать не будешь, уходи! – девушка бросилась бежать, собираясь вновь забаррикадироваться
Доминик догнал ее раньше, чем ей удалось добежать до крыльца. Он резко развернул ее и прижал к груди. Лаура отчаянно сопротивлялась, пытаясь освободиться, однако, он держал ее в железных тисках своих объятий и она, наконец, затихла.
– Ты не сможешь сражаться все время, – произнес он и прильнул к ее губам.
Возмущенные движения Лауры, казалось, только усиливали его страсть. Она почувствовала тяжелое биение сердца в груди мужчины, его горячее дыхание опалило ее лицо.
Она постаралась собрать остатки своих сил, чтобы сдержаться и не ответить на его поцелуй.
Наконец он разжал объятия и отступил назад. Девушка с вызовом посмотрела на него, понимая, что все-таки победила и в то же время проиграла сражение с ним.
– Если вы, наконец, закончили меня штурмовать, – сказала она, стараясь изо всех сил, чтобы ее голос не дрожал, – то я бы хотела теперь пойти к себе и немного вздремнуть.
Глава 18
Оставшись на крыльце Доминик стал дергать дверь и громко, яростно звать Лауру.
– Вы похожи на старого волка возле трех поросят, – добродушно ухмыльнулась Ида, подходя сзади и передавая ему поводья его лошади. – Я бы не удивляться, если бы видеть, как вы дуете на дверь.
Впервые за все время Доминик не улыбнулся. Он бросил на женщину разъяренный взгляд, снял притороченную к седлу корзину с едой, отдал ее Иде и вскочил на лошадь. Кровь его бурлила. В бухте найдется множество хорошеньких смугленьких красоток, которые с охотой успокоят его.
Солнце уже почти спряталось за горизонт, когда он достиг дома Шартье. Над двором витали ароматы французской кухни. Доминик поставил лошадь в конюшню и вышел во двор. Как всегда, собаки лениво залаяли, но так и не дали себе труда вылезти из-под веранды.
Фабиан, пропалывающая клумбу, выпрямилась и, бросив несколько цветков в свою плетеную корзину, махнула ему рукой.
– Капитан Юкс, я так надеялась, что вы присоединитесь к нам за ужином.
Доминик снял шляпу и поклонился.
– Мне не хотелось бы быть слишком, навязчивым, мадам.
– Ну что вы, – молодая женщина, поставив корзину на плечо и расправив свои красные юбки на бедрах, улыбнулась мужчине мимолетной соблазнительной улыбкой, от которой у нее на подбородке появилась очаровательная ямочка.
– Ведь согласитесь, что вы бы сюда не заехали, если бы не почуяли запах еды.
– Признаюсь, не смог удержаться.
– Ну, вот и хорошо. – Она взяла гостя под руку и пошла с ним вверх по ступеням. – Этьен у себя в кабинете, а я должна закончить приготовление к ужину.
Доминик горячим взором следил за тем, как женщина пошла в дом, окутанная густым ароматом дорогих духов. Ее бедра слегка
Этьен как раз заканчивал разбирать свои бумаги, когда Доминик вошел к нему. В пепельнице из слоновой кости, стоявшей у локтя хозяина дома, дотлевал окурок сигары. Вторая сигара была у Шартье между зубов.
– Да здравствует Император! – произнес хозяин вместо приветствия.
– Здоровья ему и скорого возвращения в Париж, – механически ответил Доминик.
Он осмотрелся вокруг. Все стены были увешаны головами всевозможных хищников из семейства кошачьих. Среди них находились трофеи в виде голов гиппопотамов, носорогов и даже одна слоновая. Огромная шкура белого медведя распростерлась на полу. Морда животного навечно оскалилась в зловещей ухмылке.
– Они вам нравятся, мой друг? Всех я застрелил своими руками. – Этьен довольно обвел богатство рукой с зажатой в ней сигарой. – Сегодня вечером за ужином я расскажу вам о своих подвигах.
– С огромным интересом послушаю, – сказал Доминик, все еще кипя от гнева на Лауру, он отодвинул стул, сел и, закурив сигару, посмотрел сквозь дым на головы животных.
– Ну и как у вас дела с моей дочерью?
Сигара, которую Доминик держал между пальцев, вздрогнула и вдруг сломалась. Выругавшись, он положил ее в пепельницу и ответил:
– Так как и ожидалось, черт побери!
– Звучит не очень хорошо.
– Она из-за чего-то очень зла.
Этьен виновато посмотрел на гостя, уселся в кресле поудобнее, затем перевел взгляд в окно.
– Моя дочь все эти дни, все время почему-то злится. Это пройдет.
– Возможно.
Хозяин дома сложил свои бумаги в аккуратную стопку и встал из-за стола.
– Пойдемте, поужинаем на застекленной веранде. – Они прошли по освещенной факелами дорожке мимо пруда на задний двор. Указав на прыгавших в ветвях деревьев попугаев, Шартье произнес: – Обычно в комнате Лауры, когда она сюда приезжает, живут четыре-пять этих бездельников. Надо сказать, что она не очень любит содержать дом в порядке.
Доминик удержался от комментариев по этому поводу, и спорить не стал. Комната Лауры над магазином в Новом Орлеане была наоборот очень опрятной и аккуратной. По крайней мере, до той ночи, когда они предавались там бурным ласкам. Даже сейчас у него зашумело в ушах, и кровь застучала в висках, когда он вспомнил их одежды, беспорядочно разбросанные по полу, смятые, сбившиеся в ком простыни и ее горящее от возбуждения лицо на фоне белоснежных подушек.
– Ну, вот мы и пришли, капитан.
Увитые цветами и яркой свежей зеленью, колонны поддерживали крышу белой веранды, стоявшей на расчищенном от леса участке. На перилах стояли восковые свечи и вазы с цветами, а на столе лежала огромная пальмовая ветвь и несколько роз. Корзина с цветами, которую набрала Фабиан, стояла на одной из ступеней. Сама молодая женщина стояла возле стола, сложив руки перед собой. Доминик поклонился, Этьен приподнялся на носках, чмокнул ее в щеку, и все сели за стол.