Хамза
Шрифт:
"Врёшь, врёшь, проклятый!
– мгновенно подумала про себя Шахзода.
– Ты пришёл подольститься ко мне, чтобы я терпела в доме твою новую жену, свою соперницу, чтобы я и твои старые жены от ревности не сжили бы Зубейду со свету. Ты хочешь с лёгкостью, с какой выдёргивают волосок из теста, втащить в дом Зубейду, наобещав мне золотые горы и тем самым заручившись моей поддержкой... Чтоб тебе действительно сдохнуть в расцвете лет! Ты для меня хуже свиньи - только бессилие заставляет ползать около твоих ног, только бесправие вынуждает шутить, улыбаться, изворачиваться, извиваться.
Нет, я не так проста, как тебе хотелось бы. Я изображаю влюблённую в тебя дурочку, но учую теперь, если даже змея шевельнётся под землёй. Кстати, она уже шевелится под тобой, дорогой муженёк, - это и есть все твои разговоры о завещании".
Вот такие мысли мгновенно пронеслись сквозь сознание Шахзоды, но вслух она произнесла, конечно, совсем другие слова:
– Вай, вай, вай! Зачем вы говорите о каком-то завещании? Вы ещё совершенно цветущий йигит и заставите состариться не одну молоденькую девушку. Мне не нужно никакого наследства! Я и так самая счастливая женщина в городе - что хочу, то и делаю. Как говорится, сама себе хан, а тень моя - султан. Никто не смеет кричать на меня, никто не оскорбляет, не дерзит. Под вашей защитой я расцвела как заморский цветок!
– И Шахзода громко расхохоталась.
Садыкджан встал и сказал:
– Завещание составлено на твоё имя. У меня нет детей, и ты будешь одна владеть всем. Клянусь, как на коране. Един бог, и слово едино... Но только не вздумай проболтаться кому-нибудь. Обо всём остальном подробно поговорим сегодня ночью.
Но он так и не пришёл ночью, хотя она, кусая угол подушки, ждала его до самого рассвета. И когда последняя звезда потухла в светлеющем небе, ей вдруг на секунду показалось (она ужаснулась от этого), что она любит байваччу, несмотря на то что он убил её первого мужа. Не ненавидит, а любит.
И ещё она поняла, что теперь, когда байвачча охладел к ней и влюбился в Зубейду и Зульфизар, она, Шахзода, особенно жгуче не хочет делить Садыкджана ни с кем - ни с Зубейдой, ни с Зульфизар. Привычная, впитанная с девичьих лет покорность именно тому правилу шариата, которое позволяло мужчине иметь несколько жён, вдруг взбунтовалась в ней. И это уже было наперекор всем правилам шариата.
Слёзы хлынули из глаз и смыли все её горести и тревоги в сон.
Байвачча появился днём, одетый по-дорожному.
– Извини, срочно уезжаю по делам, - сказал он.
– Вот ключ от маленького дома. Поезжай, поживи там одна, перемени обстановку, успокойся.
И уехал.
А она сразу же вызвала в маленький белый домик человека, о котором не догадывался никто на всем белом свете.
И вот теперь напряжённо ждала его.
...Скрипнула дверь комнаты, в которой сидела Шахзода.
Она подняла голову.
На
Он был очень похож на Халдарбека - такие же густые брови, красивые глаза, длинные усы. Даже тёмный суконный камзол с вышитым воротником был похож на камзол Халдарбека, который ему сшили за неделю до его злодейского убийства.
Алчинбек сел на подушки.
– Ты видел завещание?
– Его нигде нет.
– А в сейфе в банке?
– Там тоже нет.
– Я так и знала. Это была его очередная уловка, чтобы ещё раз купить меня... Но на этот раз у него ничего не выйдет!
– Что ты хочешь сделать?
– Завещание должно быть написано. Ты напишешь его. Все на моё имя!.. Ты составляешь все бумаги и письма за него, ты знаешь все слова, которыми он говорит. Поэтому оно ни у кого не вызовет недоверия.
– А почерк?
– Подделаешь!.. И спасибо байвачче, что предложил такую хорошую мысль - оставить мне всё своё состояние! Сама бы я не догадалась.
– Но ведь он жив...
– А ты ещё ничего не понял?.. На, выпей, чтобы голова начала соображать.
– Ты страшная женщина, Шахзода...
– Не страшнее твоего дяди.
– Но кто... кто сделает... это?
– Эргаш.
– Откажется.
– Мы хорошо заплатим ему. В десять раз больше, чем за Халдарбека.
– Но где ты возьмёшь такие деньги?
– Когда я стану единственной наследницей...
– Нет, Эргаш работает только за наличные.
– Кара-Каплан? Я дам ему расписку.
– Кара-Каплан шагу не сделает без приказания Эргаша.
– Тогда это сделаешь ты!
– Я?!
– А ты, оказывается, трус, мои любимый?
– Скажи, Шахзода... кто научил тебя всему этому?
– Твой дядя. Он учил меня этому здесь, в этом доме, по ночам вот на этих подушках и одеялах... Он много пролил крови чужими руками, много снёс голов. Теперь настала его очередь. Все кинжалы, которые он когда-то направил в сердца других людей, теперь должны соединиться в один клинок и вонзиться в его грудь! И это сделаешь ты, Алчинбек...
– А... а если я откажусь?
– Тогда ты не получишь меня ни сегодня, ни завтра - вообще никогда!
– А если я всё расскажу байвачче?
– Он посмеётся над тобой.
– А тебя убьёт!
– Вместе с тобой, чтобы не было свидетелей... И если ты действительно посмеешь отказаться от моего плана, я расскажу Садыкджану, что ты изнасиловал меня... И тогда он отправит тебя на тот свет одного... У тебя нет выхода, соглашайся!
– Ты первая соблазнила меня!
– Эх ты, мужчина!
– Я никогда никого не убивал... Я никогда не держал в руках кинжал...
– Учись держать. В наше время без этого не проживёшь.
– Лучше... лучше яд...
– Согласен?.. Иди скорее ко мне, поцелуй меня, мой милый, мой ненаглядный, свет очей моих!.. Положи вот сюда руку... Целуй крепче, обними... Нет, нет, этого пока не надо, успеешь, ночь длинная... Надо ещё многое обсудить...
– Ах, Шахзода, ты сводишь меня с ума... Твои губы опьяняют сильнее вина, твоя грудь волнует, как дорога в рай, твой живот сулит неземное блаженство...