Hassliebe. Афериsт
Шрифт:
— Я помогу тебе, — скрипнула она зубами. — Скажу, что была той ночью с тобой, что ты напился и по ошибке сказал довести тебя до моей квартиры.
— Зачем тебе это? — он нахмурился, взявшись за решетку. — Какое тебе дело до того, буду ли я на свободе или здесь? Тебе же лучше. Ну пропаду я, ну, не будет меня в непосредственной близости, не буду мешать вам с Грэмом строить личную жизнь, не буду мешать работать и жить прошлой спокойной жизнью.
— А, может, я так не хочу, — просипела она, сглотнув, — может, мне как раз интересно, когда все не спокойно. Может, я устала от той жизни, которой живу.
Джонс внимательно посмотрел на нее, а потом, облизав губы, продел руку между прутьями решетки и коснулся ее подбородка,
— Милая девочка… — его голос был едва слышен, — вроде, открытая, понятная, даже банальная, но что-то внутри. Вот здесь, — он коснулся рукой ее груди, и Эмма приоткрыла рот, едва дыша, — чего же тебе не хватает? И парень неплохой, и работу любишь… Чего же тебе не хватает?
— Эмоций… — прошептала она и, пододвинувшись ближе, коснулась ладонями его щетинистого лица, — все так банально… И мне все так надоело…
— Ты ведь поэтому себе руку порезала? — блондинка побелела, когда мужчина коснулся ее запястья, и она стыдливо отдернула руку, прижав ее к груди. Брюнет усмехнулся. — Глупая… Нельзя так делать, нельзя из-за каких бы то ни было проблем что-то делать с собой. Второго шанса не будет. Ты ведь сильная, Свон, тогда какого черта ты творишь?
— Я запуталась, — она крепко закрыла глаза и закусила губу, — запуталась. Вокруг столько… смертей, крови, трупов… Я запуталась в своей жизни, ведь вижу столько смертей.
— Но семья, друзья, любовь?..
— А где она? — Свон сглотнула. Джонс нахмурился и открыл рот, чтобы что-то снова сказать, но тут хлопнула дверь, и Эмма отскочила в сторону, торопливо приводя себя в порядок.
— Эм, ты в порядке? — к ним подошел Дэвид и замер, увидев выражение лица подруги. И не известно, чем бы все закончилось, если бы в этот момент Киллиан, фыркнув, не упал с громким треском на койку, ухмыльнувшись.
— Что, Грэм струсил спускаться так низко и послал тебя?
— Вообще-то Бут бушует, — закатил он глаза, сложив руки на груди. — Эм, ты идешь?
Эмма подняла глаза на Джонса, но в его глазах не было ничего, что было меньше, чем минуту назад. Пустое, равнодушное, даже надменное выражение лица и ни капли тех эмоций. Внутри нее что-то выключили, и она, поджав губы, тряхнула волосами, идя следом за другом.
Поднявшись наверх, они зашли в кабинет Августа, где их уже ждал Грэм, который, вскинув на девушку глаза, явно успокоился. Неизвестно, чего он ждал, что было в его голове, но сейчас он только облегченно выдохнул, почти сразу отведя глаза.
— Все в порядке, сэр? — сухо осведомилась девушка, сев через стул от Миллс.
— В порядке? — подполковник, кажется, даже побагровел. — Нашего сотрудника обвиняют в убийстве, в убийстве молодой девушки, которая к тому же была беременна. Он работает у нас, ты понимаешь? Понимаешь, чем все это чревато, черт возьми?! Нас не то, что сократят, а просто закроют ко всем чертям, и мы не отмоемся, никогда.
— То есть Вас трогает только Ваше будущее, а не человек? — негромко спросила она, поджав губы. Мужчина повернулся к ней.
— Что ты сказала? Я, наверное, не расслышал.
— А, может, расслышали, — Эмма с вызовом подняла глаза, — просто не верите, что я способна сказать что-то против Вашего мнения. Человек невиновен, а Вас касается только то, что будет с Вами и Вашей работой. Это ли не эгоизм?
— Ты понимаешь, что ты говоришь? Сколько ты его знаешь, что защищаешь?
— А это имеет значение? Для того, чтобы жалеть человека, нужно знать его? И сколько? Год? Два? Разве это имеет значение?
— Я тебя сейчас не понимаю. Ты его защищаешь? Откуда ты знаешь, что он не виновен?
Все глаза обратились к Свон, и она напряглась, вцепившись руками в край
— Дело в том, что… — начала она, собравшись с мыслями, но тут резко распахнулась дверь, и на пороге кабинета застыл бледный парень, следом за которым показались запыхавшиеся охранники.
— Проскочил так быстро, что не успели остановить, — объяснили они, отдуваясь.
— Вам чего, молодой человек? — нахмурился Август.
— Я слышал, что Руби… Руби Лукас, — он сглотнул, — это правда? Она мертва?
— А Вы, собственно, кто? — нахмурился Грэм, поднявшись на ноги.
— Мое имя Альфред, и я… Я друг Руби. Можно сказать, лучший друг… И, кажется, я виноват в ее смерти.
— Прошу прощения? — Эмма, казалось, охрипла. Она бы упала, если бы она и так не сидела.
— Я расскажу все, как было, хорошо? — нервно теребя в руках телефон, он опустился на свободный стул, напряженно кусая губы. Пару минут все молчали, глядя на него, и юноша начал говорить, иногда заикаясь и сбиваясь. — Я знаю Руби лет с десяти, мы на площадке еще вместе играли, потом школа, университет… Я, кажется, влюбился в нее почти сразу, а она… Она любила западать на плохих парней и мучиться, выплакивая все глаза в моих объятиях. Потом появился Киллиан, и он стал мне едва ли не братом. Но когда начались их отношения… Я не ревновал, хотя и было неприятно. А затем он пропал, сделал ей предложение, Руби согласилась, и он куда-то делся. Я узнал, что он теперь мент, но все же… А несколько дней назад она написала мне в соцсети в полной истерике, начала нести какую-то чушь. Я сказал, что приду, потому что был нужен ей, и мне было плевать, сколько времени — я просто пришел к ней. Ее мать не особо любила ее друзей, поэтому мы часто заимствовали стук Киллиана, потому что после него Руби отпускали на улицу. И мы пошли гулять и гуляли всю ночь. Она плакала, обвиняла меня во всем, и я решил показать ей, что мне не все равно. Она всегда была экстремалкой, и мы пошли на стройку, как когда-то в детстве. Забрались этаж на четырнадцатый и сидели, она все говорила и говорила, как ей больно, как ее обидел Джонс, как она устала. И меня тогда буквально прорвало: я орал, и кричал, и обвинял и ее, и его, и вообще нес такой бред, что сейчас мне стыдно. Ее лицо стало восковым, и она как-то резко успокоилась. Я решил, что это хороший знак, и сам немного отошел. А потом Руби попросила оставить ее в покое и сказала, что напишет мне, когда будет дома. И я почему-то поверил, не знаю, чем я думал, но мы как-то привыкли доверять друг другу, а она просила дать ей пространство… И я ушел, дал ей его. А потом… — он сглотнул и прикрыл глаза рукой, — я услышал какой-то бред от соседей, что миссис Лукас поехала в полицию, что Руби… мертва. И меня как по голове ударили. — Парень поднял глаза и шумно сглотнул. — Я не верю, что она мертва, потому что… Это значит, что я ее убил, пусть не нарочно, но убил, своими словами, глупыми и пустыми. И я никогда не смогу себе это простить. Я понял, что мне нужно прийти сюда, чтобы во всем разобраться, иначе я сойду с ума.
— Получается, — протянул Грэм, — Киллиана с вами не было той ночью?
— А при чем здесь он? — нахмурился Альфред и резко побледнел. — Стойте. Вы же не обвиняете его в том, что он убил её? Это бред чистой воды. То, что он не любил её — это да, однозначно, и за это я бы ему морду набил, но он бы никогда с ней ничего не сделал.
— Даже пьяный? — с сомнением поинтересовался шатен.
— Он не напивается до такой степени. Он пьёт до тех пор, пока будет соображать. Как только он чувствует, что мозг отрубается, он завязывает.