Хозяйка собственного поместья
Шрифт:
— Я за вас, остолопов, перед барыней поручилась! Клялась, что нормальные вы парни! Староста за вас поручился! А вы? Напились…
— Бабка Марья, господом клянусь, одна косушка на всех!
Косушка — это триста миллилитров. Даже чистого спирта на шестерых крепких парней да после сытного ужина мало, чтобы свалить с ног. Вот усыпить после тяжелой работы могло — потому и не услышали, как кто-то вошел в дом, выкинул сколько-то угольев из печи, чтобы занялся пол. А потом подпер дверь.
Почему снаружи угол не подпалил? Наверное, чтобы не сразу сторожа
Повезло, что разгоралось медленно, видимо, в нетопленной за зиму избе доски отсырели. Потому и дверь заклинило, можно было и не подпирать.
— Не говори дядьке, он же нас убьет! Я барыне в ноги паду…
— А ведь могут и в самом деле убить, — задумчиво произнес Виктор.
— Вы серьезно?
— Не казнят осознанно, а побьют. Поучат, потому что всю общину под удар подставили, да так, что парни могут и не встать. — Он покачал головой. — С одной стороны, жаль остолопов, молодые поумнеют еще, но и спускать нельзя. Напились, за печкой недоглядели, чуть сами не погибли, а если бы дальше огонь перекинулся?
— Это не они.
— Анастасия, я понимаю, что вам тоже их жаль…
— Это не они, — повторила я. — Возможно, парни действительно выпили и из-за этого спали крепче обычного и проглядели пожар, но это вряд ли бы им помогло. Пожалуй, и сторожу повезло, что уснул. Не спал бы, двинули бы по голове, и поминай как звали.
Виктор нахмурился.
— Почему вы так уверены? Видели кого-то? И почему вы выскочили среди ночи на улицу?
— Меня кот разбудил. Он беспокоился. Я решила, что он стащил со стола что-то не то и просится на улицу. — Да простит мне Мотя явную клевету. — Когда подошла к двери, вспомнила, что не попросила парней посторожить. Еще вспомнила, как вы говорили, что, когда во дворе чужие, ставить защиту не станете…
— Я забыл про защиту вчера. Не следовало поддаваться эмоциям. Я возмещу ущерб, раз виноват.
Я вздохнула.
— Вы не виноваты. Это я вела себя как дура. Усталость — не оправдание.
В самом деле, вместо того чтобы себя накручивать, подошла бы, извинилась да попросила поставить охранные заклинания не только на мою комнату, но и на двор. Но задним умом все мы крепки, а вчера я от усталости и раздражения и вызверилась на ровном месте, и соображать перестала совершенно.
— Сойдемся на том, что мы оба повели себя не лучшим образом. — Муж поправил на моей голове сбившийся платок. — По крайней мере, теперь я уверен, что вас не подменили. Продолжайте.
— Вы видели бревно у крыльца?
Виктор кивнул.
— Когда я подбежала к избе, оно подпирало дверь.
— И вы смогли его убрать?
— Я очень испугалась.
Я продолжила рассказывать. Нам никто не мешал: на улице Марья на все лады костерила парней, те уже и оправдываться перестали.
— А потом появились вы.
Я поежилась. То ли от пережитого, то ли от холода — все-таки под тулупом на мне была только ночнушка да платок вокруг талии.
— Пойдемте в дом, — сказал Виктор. — Вам надо успокоиться, согреться и поспать остаток ночи. Утром
— Но зачем бы им поджигать избу с работниками, а не усадьбу?
Зачем вообще кому-то пытаться убить деревенских парней?
— Чтобы отомстить вам.
— Мне? Где логика?
— Одни работники от вас еле ноги унесли, другие погибли. Даже если урядник и решит, что в этом нет вашей вины, разговоры все равно пойдут. Простые люди не любят властей и настороженно относятся к знати. Скажут, что вы подкупили урядника, чтобы тот обелил вас. Или скажут, что усадьба проклята, не просто же так наследников не осталось, вы — последняя, и… — Он осекся.
— И так и не родила вам сына, — закончила я за него.
— Я не хотел…
— Неважно, — перебила его я. — Сейчас это уже неважно.
— Могут сказать, будто усадьба проклята. И тогда больше никто к вам не наймется.
Я покачала головой. Этакие выверты сознания были мне недоступны.
— Пойдемте в дом, — повторил Виктор. — Я разберусь с работниками.
Я подавила желание огрызнуться, вспомнив вчерашний скандал.
— Спасибо, что хотите мне помочь. Но нанимала парней я, значит, и разбираться мне.
11
Вот только как же с ними поступить? По меркам моей реальности, если работник принял на грудь после тяжелого дня — это его дело, главное, чтобы наутро был в состоянии работать нормально. И поджигали не они. С другой — спусти с рук, и вообще расслабятся.
А еще есть «община», которая может решить по-своему. И смертного боя парни уж точно не заслужили.
Когда я вышла из избы, работники, как по команде, бухнулись на колени. Один из них до сих пор держал кота. Попытался было выпустить, но Мотя вцепился когтями в тулуп так, что было очевидно: отодрать его можно только с клочьями овчины.
— Встать! — рявкнула я.
Они поднялись. Старший, Михаил, открыл рот и тут же закрыл его под моим взглядом.
— Утро вечера мудренее, судить да рядить утром буду, что с вами делать.
Виктор за спиной недовольно пошевелился. Я сделала вид, будто не заметила. Посплю — если получится заснуть — и на свежую голову посоветуюсь и с ним, и с Марьей, которая явно побольше барина знала о деревенских порядках. И, похоже, нянька очень расстроилась из-за случившегося — словно бы на десяток лет постарела. Из-за случившегося или из-за того, что парням грозило?
— Значит, так. Утром приедет урядник.
— Барыня, не надо урядника!
Парни опять попытались бухнуться мне в ноги, и пришлось снова на них прикрикнуть.
— Стоять, я сказала! Урядник нужен, потому что, даже если пожар случился из-за того, что вы недоглядели за печкой…
Что полная чушь, потому что пол перед печью был тщательно промазан глиной. Не могли уголья так далеко ускакать.
— … бревно само собой дверь бы не подперло. Вон то. — Я указала на бревно, все еще лежащее у крыльца.