Храбрецы
Шрифт:
По подоконнику загремели капли.
– Ничего удивительного, сейчас же осень, – пробормотал, и тут же одёрнул себя Олег. – Придётся привыкнуть к тому, что никто не слушает моё бурчание.
Нетвёрдой походкой он направился в зал, где даже не удосужился включить свет. Многострадальная красная груша молчаливо висела перед его лицом, ожидая удара. Интересно, он точно так же висел бы под потолком, раздувшийся и тихий, пока его не нашли бы полицейские? Или может верёвка не выдержит его огромного тела и порвётся, не дав всё закончить должным образом.
Так или иначе, но вешаться он не станет по самой
«И чего ты хочешь добиться этим дерьмом? Ты думаешь, что ей там будет легче, от такого вот твоего поступка?»
Удары пришлись точно в цель, оставив на груше вмятины.
– М-да, истаскал я тебя, – он любовно погладил тренажёр. – Ну, ничего, это твоя судьба – терпеть.
Конечно, если сильно напрягаться после пьянки, то можно спокойно умереть от сердечного приступа, но Олег решил отложил самоубийство на неопределённый срок, поэтому закончил через пять минут. Ему ещё нужно организовать похороны, разобраться с бизнесом жены, морально прийти в порядок и продолжить бессмысленную жизнь.
Тишину разорвал ритмичный стук.
– Кто? – крикнул Олег.
– Это Андрей, кто ещё тебе будет стучать в такой час! – ответ прозвучал глухо, поэтому хозяин поспешил открыть дверь. – Да уж…
– Что? – удивился Олег, пожимая протянутую руку.
– Да я смотрю, у тебя тоже свет не работает, – Андрей Мелков, несмотря на фамилию, был не меньше Олега по росту. – Меня просто в реанимацию вызывали, я возвращаюсь и что вижу? Резкое отключение света везде. Слава богу, ужинаем мы в шесть, да и детям плевать, а вот я забеспокоился. Ты в окно выглядывал?
– Боже, как много ты говоришь… – Олег зажмурился и провёл ладонью по щеке. – Да, темно, хоть глаз выколи.
– И тебя ничего не удивило? Отсюда отлично слышно, как на улице машины ездят, а сейчас, ты слышишь хоть что-то? – тревога в глазах рослого мужчины нарастала. – Вроде телефоны работают, но со связью тоже твориться что-то неладное, я звонил ребятам из больницы, им пришлось включить резервное питание!
– Ну, видать мощная авария на подстанциях, – Олег повторил жест профессора – беспомощно пожал плечами. – Не знаю, если бы началась ядерная война, мы бы узнали.
– Хм, ладно, – лёгкая щетина придавала ему ещё более уставший вид. – А ты чего смурной такой, дружище?
– Катя умерла, – коротко ответил тот.
– Ей-ей-ей, не надо, иди сюда, – Андрей порывисто обнял друга. – Боже мой… почему ты мне не позвонил?
– Да ты же людей лечишь, – Олег всхлипнул. – Что же я, настроение портить буду, когда от тебя жизни зависят.
– Ну всё, всё, – хирург успокаивающе гладил его по спине. – Как?
– Какая-то дура сбила на переходе, – выдох вышел измученным. – Как оно обычно и бывает. Смерть поджидает нас за каждым углом, верно?
– Да уж, – Андрей немного отстранился. – Господи, ты себя видел?! Спать, сейчас же!
– Это рекомендация врача? – криво ухмыльнулся Олег.
– Это рекомендация друга.
– Хорошо, ты тоже иди спать, и забудь про эту хрень со светом, уже завтра всё включат, – он чувствовал себя виноватым перед давним товарищем. – Не забудь передать Свете и детям привет.
–
Андрей словно растворился в темноте подъезда. Вот он был, а вот его нет. Иногда жизнь казалась Олегу наваждением, дрёма, обернувшаяся кошмаром, из которого нет выхода.
Кое-как закрыв входную дверь, мужчина прошёл до спальни в своих грязных белых носках и начал раздеваться. Одежда летела в разные стороны – сейчас ему было плевать. Хотелось просто сесть на край кровати и задумчиво, в отчаянии, держаться за голову. Но нужно было спать.
Впервые за долгие годы, сон его был крепким и безмятежным.
Глава 2. Болезнь к смерти
Что следует знать о плохом утре? У вас болит голова, сухость во рту, лёгкое головокружение и этот противный звон в ушах, от которого не отделаться. Классическое похмельное утро, с песком в глазах и контрастностью, выкрученной на максимум.
Олег встретил его в семь часов, как обычно. За окном стояла страшная темень, несмотря на сентябрь. Ни одной машины, ни одного бегуна, ни одной собаки на поводке. Тишина. Лишь листья кружили в безудержном танце с ветром, разбавляя угрюмый пейзаж. И всё бы ничего, такое случается, но взгляд его упал на круглосуточный магазин напротив дома – неоновые вывески потускнели, под цвет осени. Значит, электричество ещё не восстановили?
Он подёргал выключатель, проверяя, но свет не появился.
«Странно» – морщины разрезали высокий лоб. – «Ладно, надо посрать и умыться, сегодня у меня выходной, босс уже знает, поэтому можно разобраться с делами»
Мужчина весь сморщился, но этот жестокий мир больше не получит его слёз. Нужно оставаться сильным, особенно, когда на тебе остались больные родители.
Утренний стояк несколько мешал его походу в туалет, особенно в темноте. В такие моменты наступал период ожидания, бессмысленного разглядывания трещинки на плитке в ванной, может, задумчивого ковыряния в носу. В общем, у каждого был свой способ отвлечься, потому что именно с утра нас зачастую посещают самые мрачные мысли.
После таблетки «Новигана», наступило время завтрака, его он по привычке приготовил на двоих – уродливые бутерброды были укором утренним стараниям. Бутерброды не говорил, нет, разумеется, но Олег слышал чей-то голос в голове: «Зачем теперь стараться?»
Воистину, смысл утерян вместе с любимой. Скорее всего, мысли эти ошибочки, и через пару месяцев он поймёт, что нужно просто двигаться дальше, как это было всегда. Скорее всего. Сейчас он почти не верил в цифры, случайные совпадения, проценты. Похоже, что всё-таки есть в этом мире судьба, и его судьба – быть несчастным. Интересно, также думает зимбабвийский ребёнок, умирающий от малярии? Или может, бедные дети Бангладеша, пьющие зелёную воду? Счастливы ли они?
Олег задумчиво отхлебнул холодной воды из кружки – чайник то не работал. А что насчёт его народа, счастливы ли русские, живущие в бетонных муравейниках? Не у него одного ведь умерли близкие люди, кто-то вполне вероятно, до сих пор побирается на свалке, после лихих 90-х. Впрочем, разговор этот был бессмысленным. Невозможно оценить счастье человечества, потому что каждый человек несчастен по-своему.