Храм Фортуны

Ходжер Эндрю

Кроме того, страшным грузом давило на плечи старого сенатора исчезновение его семьи. Сатурнин понимал, что истинный римлянин дела государства обязан ставить выше своих личных, но ничего не мог с собой поделать. Он очень любил жену и внучку и ежесекундно терзался тревогой за их судьбу.

Со стороны это, впрочем, было незаметно, и лишь самые близкие Сатурнину люди видели, как жестоко он страдает.

Но боги немного смилостивились — утром к сенатору неожиданно пришел раб Гая Валерия Сабина и передал слова своего хозяина. Сатурнин воспрянул духом,

Завещание

Августа нашлось! И более того — оно в надежных руках. Мираж становился Явью — у Агриппы Постума появились хорошие перспективы реально получить верховную власть в стране. Развязка многолетней схватки с Ливией, схватки безжалостной и бескомпромиссной, приближалась.

Но судьба семьи по-прежнему оставалась неизвестной, и это все больше угнетало сенатора.

Однако, если он еще мог держать себя в руках, о Луции Либоне сказать этого было нельзя. Юноша мрачнел с каждым днем; он сильно похудел, кожа лица приобрела нездоровый цвет, глаза лихорадочно блестели.

Сатурнин видел, что долго он так не выдержит. Нет пытки хуже неизвестности.

Получив известие через раба Сабина, сенатор вызвал Либона к себе, и теперь они сидели в уютном кабинете, где на кедровых полках лежали свитки книг, а стены украшали со вкусом подобранные картины и другие произведения искусства.

Сатурнин рассказал юноше о счастливой находке и о том, что необходимо предупредить Агриппу об осторожности. Сейчас тому не следовало торопиться.

— Наши шансы очень неплохие, — закончил сенатор. — Нужно только правильно разыграть партию. Если мы сумеем опередить Ливию, то дело закончится нашей полной победой.

Либон апатично кивнул. На него приятные новости не произвели никакого впечатления. В душе он корил себя за то, что не может сравниться с Сатурнином величием духа, но факт оставался фактом — сейчас он с радостью отдал бы трех Постумов за одну Корнелию.

Образ девушки постоянно был у него перед глазами, и больше Либон ни о чем думать не мог.

Сатурнин видел его состояние и очень сочувствовал юноше. В другой ситуации и сам он, не колеблясь ни секунды, оставил бы все, и устремился на поиски своих близких, но сейчас не имел права так поступить. Он понимал, что нужен здесь, в Риме, и решил до конца остаться верным своему долгу.

Но — Либон! Может ли он требовать от этого молодого человека, снедаемого тревогой за любимое существо, такого же самоотречения? Не жестоко ли это?

Сенатор вздохнул. Он мягко положил руку на плечо юноши, который сидел с опущенной головой.

— Подожди еще немного, Луций, — ласково сказал он. — Ведь сейчас нам абсолютно ничего не известно о них. Где ты думаешь искать? Надо собрать хоть какую-то информацию. Скоро должны вернуться Архелай и другие. Может, они что-то узнали...

Словно в ответ на его слова в дверь постучали, и появился Ификтет — секретарь Сатурнина.

— Господин, — сказал он, — там из Остии вернулся Сципион. Кажется, есть новости.

Сенатор и Либон вскинули головы, в их глазах появилась надежда.

— Зови! —

в один голос сказали оба.

Уже недели две назад сенатор разослал своих рабов и отпущенников по всем портам западного побережья с приказом узнать хоть что-нибудь о судьбе «Сфинкса» и его пассажиров. До сих пор ничего утешительного они не сообщили, но может быть, сейчас...

В комнату вошел Сципион — один из самых доверенных либертинов Сатурнина. По поручению сенатора он несколько дней провел в Остии, разыскивая следы пропавших женщин. И вот теперь вернулся с какими-то известиями.

— Приветствую тебя, господин, — сказал Сципион, коснувшись ладонью груди.

— Говори, — приказал сенатор. — Говори быстрее! Что ты узнал о моей семье?

— Кое-что есть, господин, — ответил слуга. — Рассказывать?

— Да, не тяни.

— Мы, по твоему приказу, обошли всю Остию, заглядывали в каждую таверну, опрашивали всех, кто только попадался на пути: шкиперов, моряков, грузчиков, рабов, даже воров и проституток. Но до вчерашнего дня все было напрасно.

И наконец нам повезло. Мой человек сообщил, что в одном из портовых кабаков какой-то пьяный матрос рассказывает, как он участвовал в захвате судна...

Либон порывисто вскочил на ноги. Сатурнин вздрогнул.

— Какого судна? — спросил он.

— Не волнуйся, господин, — успокоил его Сципион.

Он чувствовал себя довольно неловко под пристальным взглядом сенатора.

— Позволь мне закончить, — попросил он. — Судя по всему, с твоей семьей ничего не случилось.

Сатурнин и Либон вздохнули с облегчением.

— Продолжай.

— Так вот, я пошел в ту корчму и прислушался К словам пьяного. Из них я понял, что какие-то люди наняли его корабль — «Золотую стрелу», — чтобы догнать в море и напасть на другое судно, бирему. Названия он не помнил.

Мне показалось, что лучше будет забрать его с собой, чтобы он не угодил в руки вигилов. Мы дождались, пока он уснул за столом, а потом отвезли в гостиницу, где сами ночевали. Утром я взялся за него всерьез.

Сципион сделал паузу.

Сенатор и юноша не мигая смотрели на него.

— Оказалось, — заговорил опять слуга, — мои подозрения подтвердились. Этот тип, правда, клянется, что он не виноват, что пошел на это не по своей воле, что его обманули и запугали... Но, господин, позволь, он сам тебе все расскажет. Мы привезли его с собой.

— Давайте его сюда, — сквозь стиснутые зубы сказал Сатурнин.

Сципион высунулся в коридор и что-то коротко приказал. Двое рабов втолкнули в комнату человека.

Это был невысокий, но крепкий одноглазый мужчина с жесткой черной кучерявой бородкой, лет сорока. Одет он был в заплатанный серый хитон. Его единственный глаз испуганно бегал по сторонам.

— Говори, — приказал сенатор. — Кто ты такой?

Мужчина сделал попытку упасть на колени, но слуги подхватили его под руки.

— Не валяй дурака! — рявкнул Сципион. — Отвечай господину. Потом будешь молить о прощении.