Хранительница. Памятью проклятые
Шрифт:
Подтащив к бронированной двери, мужик два раза вдарил по двери кулаком, проигнорировав звонок.
Щелчок замка раздался почти сразу. На пороге нас встречала невысокая, полная брюнетка в круглых очках, за которыми нетерпеливо блестели синие глаза.
— Опаздываешь, — вместо приветствия сообщила она, обвиняюще ткнув себе за спину, туда где висели часы.
— Я никогда не опаздываю, — усмехнулся псих.
— Девочку не задушил? — заметив мое побелевшее от страха лицо, спохватилась девушка.
— Ты как будто первый день
— Именно потому и беспокоюсь, что давно знаю, — проворчала она, посторонившись. Дождавшись, пока мы войдем, подозрительно выглянула, цепко осмотрела лестничную площадку и захлопнула дверь, заперев ее на все замки. После чего с чувством выполненного долга отряхнула руки и улыбнулась. — Все уже собрались, только вас и ждали
Псих кивнул и уже дернулся в сторону единственной комнаты в квартире, продолжая прижимать к своей груди мое ослабшее тело.
— Глеб, ты бы девочку отпустил, — предложила улыбчивая Крис.
— Эта девочка сбежать пыталась всего несколько минут назад, — проворчал он, даже не думая меня отпускать, — недолго продержались твои наговоры.
— Это лишнее подтверждение того, что она идеально подходит для замены Евгения Федоровича, — уверенно сообщила девушка, поправив очки.
С меня виртуозно стянули пуховик, так толком и не выпустив из рук. Странные таланты были у психа.
В комнате нас ждал преклонных лет старичок, сидевший в громоздком кресле, утонченный светловолосый юноша лет восемнадцати и мрачный брюнет в черной рубашке. Благодаря закатанным рукавам, можно было хорошо рассмотреть уродливый шрам, тянувшийся по внешней стороне его руки до сгиба локтя.
— Глеб, ты что с ней сделал? — неодобрительно нахмурившись, старик с беспокойством вглядывался в мое бледное лицо, подслеповато щурясь.
— Успокоил, — коротко ответил псих.
— Отпусти ее, — велел старик, чуть подавшись вперед. Судя по всему, именно он и был Евгением Федоровичем, к которому меня привели.
Руки тут же разжались, а меня весьма бесцеремонно подтолкнули к диванчику, на котором сидел юноша.
Кроме кресла, которое занимал старик, и дивана, здесь было еще два стула и очень удобный книжный стеллаж, растянувшийся на всю дальнюю стену, его-то с невозмутимым видом и подпирал брюнет.
Именно этот брюнет наводил жуть даже сильнее моего психа. Я не могла на него не коситься, и даже когда села, продолжала бросать быстрые, опасливые взгляды.
— Кристина, — девушка, вошедшая в комнату сразу после нас, посмотрела на Евгения Федоровича, — сделай чаю, будь добра.
— Конечно, — отбросив за спину длинную косу, она порывисто выпорхнула из комнаты, но всего через секунду вернулась. — Богдан, пошли, поможешь. Пусть они спокойно поговорят.
Брюнет хмыкнул, выразительно посмотрел на меня и вышел из комнаты вслед за Кристиной.
— Полагаю, Глеб уже рассказал, зачем я тебя
— Вообще-то нет.
— Что? — Евгений Федорович не просто удивился, он был в шоке.
— Он меня похитил. Угнал чужую машину и привез сюда.
Старик потрясенно молчал. Псих молчал равнодушно, но смотрел на меня с такой насмешливой снисходительностью, что я бы обязательно взбесилась, не будь все еще в шоке.
— Я вообще думала, что меня на органы пустят.
— Какие органы? — оскалился этот, демонстрируя нечеловеческую длину клыков. Для психа зубки в самый раз, для человека — нет. — Ты же пьешь, куришь, колешься и ведешь неразборчивую половую жизнь. Тебя нельзя на органы пускать, они же у тебя все испорченные.
По наглой его морде было понятно, что он глумится. Достался же мне псих с хорошей памятью.
— Глеб, иди-ка ты… — Евгений Федорович, закашлялся. И Глеб, и я, и незнакомый мне еще парень, покорно ждали, пока он откашляется и допошлет уже этого идиота в далекие дали. В далекие дали его, к сожалению, не стали отсылать, обошлись ближними. — Иди на кухню, помоги Кристине. От Богдана там пользы мало будем.
— Можно подумать, от меня будет больше, — проворчал этот, но покорно ушел, пригрозив напоследок: — Ваша кухня, ваша посуда, если не жалко, то я не против.
Тогда еще я не знала, что хрупкая посуда у этого проблемного кошмара с зубами долго не живет, и очень удивилась такому заявлению.
— Ты прости, девочка, — Евгений Федорович обессиленно откинулся в кресле, — зря я его после полнолуния на поиски отправил. Не подумал. Старость, она, знаешь, не только тело подтачивает, но и разум.
— Ее нужно ввести в курс дела до обряда, — подал голос вьюноша.
— Знаю, Костя, знаю, — вздохнул Евгений Федорович.
На мгновение в комнате повисла тишина, которую я с удовольствием заполнила:
— До какого обряда? И почему этого вашего психа в полнолуние выпускать нельзя? У него обострения в это время что ли? И зачем меня сюда привели? Что происходит? У меня самолет через полтора часа.
— Ничего-ничего, мы все успеем, — заверил меня Евгений Федорович. Мне почему-то не полегчало после его слов, а совсем даже наоборот.
— Что успеем?
— Сейчас я тебе объясню, — начал он. Послышался негромкий, но отчетливый звон разбившейся кружки и возмущенный голос Кристины:
— Глеб, не тяни свои кривые руки! Я сама все сделаю! Богдан, держи его подальше от бьющейся посуды!
Евгений Федорович только смиренно закрыл глаза, выждал секунд десять и продолжил:
— Я умираю. У меня в прямом смысле остались считанные часы. Сегодня последний день. И я должен… — запнувшись, он испытующе посмотрел на меня, — скажи ты когда-нибудь ходила к гадалкам или экстрасенсам? Веришь в магию?