Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга третья. Табал
Шрифт:
Арад-бел-ит ласково поцеловал в лоб жену, убрал руку, которой она его обнимала, и поднялся с постели. Неожиданно резкая боль в правом боку, заставила его поморщиться, сперло дыхание, а на лбу выступила испарина.
«Что это? — подумал царевич. — Меня отравили? Не может быть… Этого не может быть. Она бы не успела».
Его новый кравчий появился при дворе всего пару недель назад. Он был мидийцем, и хотя Арад-бел-ит не очень доверял этому народу, за него поручился Набу-шур-уцур. Предыдущего кравчего царевич подарил своему тестю — и потому,
«Нет, Закуту не успела бы подобрать ключи к моему новому кравчему всего за месяц, — значит, это не яд».
Боль отступила так же внезапно, как и нахлынула.
Посмеявшись над пустыми страхами, Арад-бел-ит вышел на террасу с видом на парк, тут же увидел кравчего, на которого только что пенял, и приветливо ему улыбнулся.
Мидиец ответил низким поклоном, пожелал доброго утра и, помня о привычках принца, налил в серебряный кубок ячменного пива. Подавая его, спросил:
— Набу-шур-уцур ждет моего господина с раннего утра. Позвать его?
— Зови.
Дожидаясь своего молочного брата, принц пытался предугадать, какую новость тот принес, ведь пока все складывалось как нельзя лучше — в последние месяцы и сановники, и жрецы смотрели на Арад-бел-ита как на единственного преемника Син-аххе-риба. Правда, беспокоила казна: она как всегда была пуста. А тут еще открылись злоупотребления со стороны преданных ему вельмож. В последние дни это стало для него головной болью. Не об этом ли пойдет речь?
— Скажи мне, что Нерияху отправился в подземный мир? — шуткой встретил он своего Набу.
— Увы, в добром здравии и ясном рассудке, на нашу беду, — ответил тот.
— Хочешь сказать, его подозрения в отношении Табшар-Ашшура подтвердились?
— Подтвердились, мой дорогой брат.
— Можно ли что-то сделать, чтобы избежать его ареста?
— Не думаю. У Бальтазара прямое поручение от Син-аххе-риба, и здесь я бессилен. Табшар-Ашшур — вор, и с этим ничего не поделаешь.
— Плохо, что этот вор знает слишком много о наших планах. Скажи, ты всецело доверяешь Бальтазару?
— Мы узнали обо всех этих подозрениях, только благодаря ему.
— Для всех будет лучше, если Табшар-Ашшур умрет быстрее, чем заговорит.
— Так и сделаю, — слегка поклонился Набу.
— Но ведь это не все, зачем ты пришел? — понял по его лицу Арад-бел-ит.
— Да… Син-аххе-риб втайне собирает Большой Совет. На пятнадцатый день кислима.
— Думаешь, он посмеет провести его без меня? — Арад-бел-ит был неприятно удивлен.
— Пока не знаю.
— И о чем же пойдет разговор?
— Царя интересует торговля.
— Торговля? Мой отец надумал стать купцом?
— Также мне стало известно, что на совет приглашена жена Ашшур-аха-иддина принцесса Вардия…
— Это шутка? Что там делать женщине? — недоумевал Арад-бел-ит.
— С нею будет тамкар Эгиби.
— Этот
— …и молодой Таб-цили-Мардук, сын наместника Ниппура.
— То есть те, кто некогда питал самые нежные чувства к Вавилону… А принцесса Вардия — что-то вроде сакральной жертвы богу торговли. Мой отец не лишен юмора. Что еще? Ты словно камень за пазухой держишь. Что? Говори! — нахмурился Арад-бел-ит.
— Молодой Таб-цили-Мардук отныне будет ведать государственными рабами. Нерияху и Бальтазар обнаружили и другие расписки и долговые обязательства. Они связывают Табшар-Ашшура с Мар-Апримом.
Глаза Арад-бел-ита потемнели. Он осушил кубок, который все это время держал в руках, и в сердцах зашвырнул его куда-то в парк.
— Палтияху подтвердил их подлинность?
— Да… Я могу спрятать и вывезти Мар-Априма из Ассирии, — предложил Набу-шур-уцур.
— Зачем? Мар-Априм в Египте, ничем не лучше какого-нибудь Авраама в Иерусалиме.
— Но Хава… Что будет, когда она узнает о его аресте?
Арад-бел-ит и представить не мог, что Хава станет такой проблемой. Сейчас, когда все налаживалось, когда власть сама шла ему в руки, от взбалмошного характера любимой дочери зависело будущее всей его семьи. Он гордился мужским складом ума Хавы, ее проницательностью и необузданным нравом. Но вместе с тем и страшился этой гремучей смеси, понимая, насколько это может быть опасно. Взорвись она, и благосклонность Син-аххе-риба обернется длительной опалой. Достаточно одного необдуманного шага.
Хава тяжело пережила смерть Нимрода. Почернела, подурнела, неделю не прикасалась к пище. Потом постепенно стала отходить. Набу-шур-уцур выведал, что она тайно встречается с Мар-Апримом, и сообщил об этом ее отцу. Арад-бел-ит, зная, что министр — его сторонник, не возражал против этой связи. А несколько дней назад в миг откровения между отцом и дочерью Хава призналась, что давно и горячо любит Мар-Априма и даже не против стать его женой.
— Мы можем предупредить наших влюбленных о грозящей опасности, но к чему это приведет? — взял себя в руки Арад-бел-ит. — Кто от этого выиграет? Хаве это даст лишние тревоги, Мар-Априму — забвение на чужбине. В то время как наши враги будут торжествовать… Нет, дорогой мой Набу. Мы поступим иначе. Пусть все идет как идет… Думаю, они недооценивают Хаву, Мар-Априма, но больше всего — привязанность моего отца к любимой внучке.
— Син-аххе-риб все еще уверен, что ни ты, ни я не знаем об этом расследовании. Не значит ли это, что он опасается твоего вмешательства?
— Тогда меня обвинят в том, что я потакаю воровству. Не будем давать сторонникам Закуту такого шанса. Оставим все как есть.
— Но Мар-Априм знает не меньше, чем Табшар-Ашшур, — напомнил Набу-шур-уцур.
Арад-бел-ит был спокоен на этот счет:
— Это неважно. Допрашивать его все равно будет Бальтазар.
***
Стража выступила из казарм ближе к полуночи.