Хроники ветров. Книга 3. Книга Суда
Шрифт:
– Нет.
– Да. Сегодня же… это важно, это очень важно… ты должен…
– Нет.
Вспышка боли заставила Фому зажмурится, ничего подобного прежде не случалось… горячо… плохо… кружится… нужно успокоиться, дышать, на раз-два, вдох-выдох. Помогло. Открыв глаза, Фома увидел, что лист бумаги украсили темно-бордовые пятна крови, и во рту появился характерный солоноватый привкус.
– Видишь, я тоже могу делать больно.
– Все равно, я не…
Снова боль, ядовито-желтые всполохи света… пульс…
Перед глазами белый лист бумаги… нет, не белый, бело-красно-фиолетовый, красного больше и пахнет нехорошо, затылок ломит… и виски. Фома ощупывал голову осторожно, не в силах отделаться от впечатления, что стоит нажать чуть сильнее, и кость сломается, а пальцы уйдут в розовато-серый мозг. К горлу подступила тошнота. Да что же с ним такое?
– Ничего, успокойся, – Голос порождает болезненно-желтые волны. – Тебе просто показалось… галлюцинация…
– Ты тоже галлюцинация?
– В какой-то мере да. Ты лучше умойся, обед скоро.
– Если ты думаешь, что я изменил свое решение, то ошибаешься, – Фома зажмурился, готовясь к новой вспышке, но ее не последовало, Голос только хмыкнул и задумчиво так произнес:
– А не боишься снова ошибиться?
– Не боюсь, – Фома вспомнил хмурый взгляд Хранителя, недовольный тон, резкие движения… и эта женщина, которая постоянно была рядом с Рубеусом. Зачем ему еще и Коннован?
Обед проходил в привычном молчании, Мика, снова чем-то недовольная, терзала кружевную салфетку, Дик поглощал пищу быстро, не особо обращая внимание на то, что именно ест, Фома же, низко склонив голову над тарелкой, пристально рассматривал содержимое. Или дело не в содержимом? Наверное, ему просто неуютно в подобной кампании, он ведь боялся да-ори. Да и вообще Фома по характеру трусоват.
Был трусоват, поправил сам себя Рубеус, потому что человек, которого задержали на выходе из Волчьего перевала, почти у самых ворот Ледяного Бастиона, имел мало общего с тем Фомой, что когда-то выехал из ворот Ватикана. Прямые жесткие волосы, обильно сдобренные ранней сединой, смуглая обветренная кожа с ранними морщинами и прозрачные блекло-серые глаза, выражение которых постоянно менялось. Заметив пристальный взгляд, Фома поднял голову, виновато улыбнулся, словно оправдываясь за что-то, и отодвинул тарелку, правда, при этом умудрился задеть изящный бокал на высокой тонкой ножке, который от неловкого движении упал на бок, покатился, оставляя на скатерти темно-красные винные пятна, и рухнул вниз. От звона Мика вздрогнула и, раздраженно швырнув салфетку на стол,
– Нет, я просто не могу! Когда же это закончится?
– Что именно? – Похоже, следовало готовиться к очередному скандалу, при одной мысли о котором настроение резко ухудшилось.
– Сам знаешь, – Мика ушла, громко хлопнув напоследок дверью. Значит, скандал откладывается, что не может не радовать.
– Извините, – Фома, встав на корточки, собирал осколки. Все-таки придется что-то решать, Хельмсдорф – не самое подходящее место для человека. Может, в какую-нибудь из деревень? Церковь построить… хотя сначала следовало бы узнать, верит ли он еще или тоже… изменился.
Мика ждала в кабинете, в очередной раз проигнорировав запрет, а Рубеус в очередной раз дал себе слово поставить на дверь замок, доверие – доверием, но некоторые из бумаг имели высшую категорию секретности, а тут не кабинет, а проходной двор какой-то.
– И долго он еще будет действовать мне на нервы? – Мика стояла, скрестив руки на груди, высокая, уверенная в своей правоте – впрочем, как всегда – и готовая защищать свои интересы. Рубеус не ответил, по опыту зная, что в ответах она не слишком-то нуждалась.
– Какого дьявола ты его сюда притащил? Ладно, если бы только притащил, так посадил за один стол с… нами, – Мика явно собиралась сказать «со мной», но в последний момент благоразумно исправилась. Ну да, конечно, заботится обо всех остальных.
– Нет, ты подумай, мало кто из да-ори может рассчитывать на подобную привилегию обедать за одним столом с Хранителем, зато человек…
– Этот человек мне интересен, это раз. Я не вижу проблемы в том, чтобы кто-то здесь обедал, завтракал или ужинал, мне совершенно все равно в чьем обществе наедаться, поэтому если кто-то там желает удостоиться высокой чести, пожалуйста, я не против. Это два, три и четыре. А теперь пять – если ты еще когда-нибудь заглянешь сюда в мое отсутствие, пойдешь вниз. Мика, я не шучу.
Выражение ее лица стремительно менялось от негодования до полного и глубочайшего раскаяния, которое, правда, продлится не долго. Все-таки замок будет куда как надежнее.
– Ты просто ищешь повод, чтобы от меня избавиться, – прошептала Мика. – Тебе донесли и ты…
– О чем донесли? Если ты имеешь в виду свои похождения, то поверь, мне это совершенно не интересно, можешь спать с тем, с кем угодно, с Диком, Лютом, Чаром… да хоть со всем сразу.
Мика побледнела, наверное, он слишком жестко выразился, хотя, она сама начала этот разговор, признаться, весьма удачно, давно следовало бы во всем разобраться.
– Садись.
Она послушно упала в кресло и отчего-то шепотом поинтересовалась:
– И давно ты знаешь?
– Давно.
– Тогда почему… только сейчас?
– Почему только сейчас заговорил? Ну… как-то случая не выпадало.
– И тебе серьезно все равно? И ты ни капли не ревновал? – Вот в это она не поверила, по лицу видно, что не поверила. А ему и вправду было все равно. Ну да, с Микой ему удобно, но испытывать какие-то эмоции… ревновать… Рубеус не видел в этом смысла.