Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг
Шрифт:
Происшедшее в результате раздела усиление Австрии и, особенно, Пруссии
казалось слишком высокой ценой за полученные преимущества не одному Мусину-
Пушкину. Федор Голицын, племянник и воспитанник Ивана Шувалова, писал в своих
57 АВПРИ, ф. Сношения России с Англией, оп. 35/1, д. 247, лл. 58-58об. (шифр.).
«Записках»: «Россия, почти всегда
выгоды ни малейшей не приобрела». Семен Романович Воронцов, будущий посол в
Лондоне, и вовсе называл раздел братского славянского государства с немцами актом
неприкрытого и ничем не оправданного коварства. Прямым следствием раздела Польши
выглядел и неблагоприятный для России переворот, случившийся в 1772 году в Швеции.
Осенью на русско-шведской границе возникла реальная опасность военного конфликта.
Логично предположить, что в подобной, прямо скажем, непростой обстановке
вызывающее поведение Орлова в Фокшанах стало последней каплей, переполнившей
терпение Екатерины. Не дремал и Никита Иванович, прямо связывавший срыв
Фокшанского конгресса с орловской оппозицией политике раздела. Мысль о том, что
уступки, сделанные в польском вопросе прусскому и австрийскому союзникам, ни на шаг
не приблизили Россию к желанной цели — заключению мира с Турцией, — приводила
императрицу в отчаяние.
Это, как мы полагаем, во многом предопределило дальнейший ход событий.
Десятилетний союз Екатерины с Орловым был в немалой степени союзом политическим.
Как только затянувшаяся связь стала помехой в государственных делах, императрица
разорвала ее.
Бушевавшему в Гатчине Орлову, который долго не мог смириться с мыслью о том,
что «случай» его миновал, были жалованы пенсия в полтораста тысяч рублей, сто тысяч на
устройство хозяйства и десять тысяч крепостных крестьян, не считая знаменитого
Мраморного дворца в Петербурге, сервизов, мебели и прочих мелочей.
Среди условий увольнения от двора, которые императрица передала в сентябре
1772 года опальному фавориту со старшим из братьев Орловых, Иваном Григорьевичем,
пунктом первым и, очевидно, главным был следующий: «Все прошедшее я предаю
совершенному забвению».
Зная характер Екатерины, трудно предположить, что речь шла только об интимных
подробностях разрыва. Если наше предположение верно и главную причину удаления
Орлова следует искать в сфере политики, то этой причиной могло быть лишь отношение
Орлова
8
Последовавшее 4 сентября назначение дотоле никому не известного кавалергарда
Васильчикова камергером привело двор в состояние сильнейшего возбуждения. Слишком
долго могущество Орлова казалось беспредельным. Многие ожидали, что со дня на день
он явится из Гатчины и восстановит status quo. Особенно надеялись на это придворные
лакеи и горничные, любившие Орлова за простое обращение и пользовавшиеся его
благосклонностью и покровительством.
Да и сам Васильчиков, казалось, считал себя во дворце временным постояльцем.
Молодой человек двадцати восьми лет, среднего роста, приятной наружности был
чрезвычайно вежлив со всеми, имел кроткий вид и отличался застенчивостью. Новое
положение его, видимо, смущало.
Тайным посредником его сближения с императрицей считали князя Федора
Барятинского, входившего в ближний круг Екатерины. Известно было также, что
Васильчиков приходился двоюродным племянником Кириллу Разумовскому. Когда же
молодого камергера стали часто видеть в обществе Панина, приемная его наполнилась
посетителями.
Торг с Орловым относительно условий его отставки продолжался почти месяц.
Только 28 сентября было объявлено о том, что прежний любимец отправлен в отпуск
сроком на один год. Екатерина распорядилась, чтобы Орлову и в Гатчине оказывали знаки
внимания, к которым он привык в Петербурге. Ему предоставили придворных поваров,
лакеев. Императрица лично выбирала для него постельное белье, скатерти, сервизы. Ее
поведение свидетельствовало об опасениях быть обвиненной в непостоянстве своих
сердечных привязанностей.
Жизнь, однако, шла своим чередом. По сведениям, проникавшим из внутренних
покоев, императрица переживала с Васильчиковым вторую молодость.
Во всей этой суете никто и не заметил, как наступило 20 сентября. А между тем,
это был знаменательный день — Павлу исполнилось восемнадцать лет. С
совершеннолетием великого князя его сторонники связывали большие надежды. Помня об
обстоятельствах прихода Екатерины к власти, Панин ожидал, что великий князь отныне
примет более деятельное участие в государственных делах. Однако этот день прошел тихо,
по-семейному. К праздничному столу, кроме Павла, Екатерина пригласила только Панина
и Сальдерна. Никаких наград и назначений не последовало. Вопреки ожиданиям,
достигшего совершеннолетия наследника престола даже не пригласили участвовать в
заседаниях Совета.
Сам великий князь не казался особенно огорченным этим обстоятельством.