И снова в бой
Шрифт:
Екатерина Ивановна! Командование и боевые товарищи Августина надеются, что Вы воспитаете Вашего и Августина сына Энрико в духе преданности делу Коммунистической партии. Всегда напоминайте сыну Энрико, что у него был прекрасный отец, который боролся за свободу, независимость и за его счастливое детство.
Екатерина Ивановна, если будут у Вас в жизни и в воспитании сына трудности, то просим Вас обращаться к нам. Мы всегда будем считать долгом помочь Вам".
* * *
573-й полк 101-й авиадивизии начал войну под Сталинградом, в Уразове. В Польше бои уже не были такими жестокими, как раньше: чувствовалось превосходство советских летчиков. В эту часть получили направление испанские пилоты Антонио Гарсиа Кано и Франсиско Бенито.
– Прощай, Москва!
– воскликнул Кано.
– Когда мы снова увидим тебя?
– как эхо, отозвался Бенито.
В памяти запечатлелась девушка на перроне, машущая букетом полевых цветов солдатам, которые высунулись из окна; запомнились перегороженные баррикадами улицы столицы и заклеенные крест-накрест полосками белой бумаги стекла в окнах домов.
Немцы совершали пока только разведывательные полеты.
Еще не рассеялся утренний туман, когда над аэродромом прошел "Юнкерс-88". В ту же минуту капитан Кано и старший лейтенант Аверин запустили моторы своих самолетов.
– Уверен, это нас фотографируют, - проговорил механик сержант Петров, показывая в направлении полета вражеского самолета.
Кано, уже сидевший в кабине, взглянул в небо и подал сигнал: "Убрать колодки".
– Если он нас сфотографировал, то, может, мне удастся раздобыть для тебя это фото!
– крикнул Кано механику, когда самолет тронулся с места.
"Юнкерс" летел на высоте три тысячи метров. Два наших истребителя быстро набирали ту же высоту. "Юнкерс", стремясь уйти от преследования, сделал резкий вираж и исчез в густом, низком облаке. Не видимый в облаке, он сделал разворот и стал уходить в противоположную сторону от Кано и Аверина. Расстояние между ними увеличилось. Преследование возобновилось, и казалось, что немец уже не уйдет, как вдруг он повторил маневр и опять скрылся в облаках. Облачность только благоприятствовала таким маневрам: немец "перескакивал" от облака к облаку, то появляясь, то снова теряясь из виду. Кано понимал, что "юнкерсом" управляет не зеленый юнец. Коварный противник умело уходил от атак и пытался использовать любую возможность, чтобы обмануть истребителей.
Быстро терялась высота. Кано выбирал "мертвые пространства", чтобы не попасть под огонь вражеского самолета, ближе подобраться к нему, однако несколько очередей все же достали правую плоскость его самолета. Кано перешел почти на бреющий полет. У него не оставалось другого выхода, как атаковать сверху, не обращая внимания на трассирующие очереди, летевшие навстречу. И в то же время приходилось экономить боеприпасы и стрелять только наверняка, чтобы не дать врагу уйти на свою территорию. Кано вспомнил таран Талалихина, а также Бухтиарова. Самолет Бухтиарова был поврежден, и летчику пришлось прыгать с парашютом, однако парашют не раскрылся. Кано проверил боезапас: на таран пока идти не нужно, - есть чем стрелять; таран - это последнее средство. Высота была совсем небольшой: самолеты почти касались вершин деревьев. "Нет, фашист, не уйдешь!" подумал Кано. В этот момент из башни вражеского самолета прекратился ответный огонь. Кончились патроны? Ранен или убит стрелок? А может, враг хитрит, выжидая удобный момент? Два истребителя подбирались все ближе и ближе к врагу. Наконец они попали в воздушные струи от "юнкерса", и немец в прицелах... Длинные очереди советских истребителей, как огненные стрелы, врезались в фашистский самолет. Кано хотел перезарядить оружие, но оказалось, что боеприпасы кончились. И в это мгновение вражеский самолет гулко врезался в землю, подняв к небу столб пыли, дыма и огня.
С аэродрома за боем следили полковник Новиков и капитан Туркин, с нетерпением ожидая результатов схватки. Они волновались не зря: эти фашистские стервятники не были новичками, и победа над ними далась нелегко.
Близ озера Балатон
Генерал-лейтенанту
В этот день, 1 Мая, мы, проходя по Красной площади мимо Мавзолея В. И. Ленина, мысленно дали клятву - всегда быть верными ленинским идеям пролетарского интернационализма, дружбы и братства между народами. Селестино Мартинес, как и все мы, воевал за эти ленинские идеи.
Селестино Мартинес родился в испанской провинции Астурии. Это был край горняцких поселков, высоких гор, быстрых речушек и бедных, нищих деревень. Отец его, учитель начальной школы, получал за свой труд мизерный заработок.
В семье было четверо детей, и Мартинес с раннего детства познал всю мудрость и иронию испанской пословицы, которую обычно повторяли, когда дела в семье шли очень плохо: "Нам придется голодать больше, чем школьному учителю".
В Испании тех лет не все дети в бедных семьях могли окончить даже начальную школу. Обычно родители, не имея достаточных средств для платы за учебу, выбирали из детей наиболее способного и посылали его в школу: другие оставались неграмотными. Приходилось работать всей семье, чтобы один из ее членов мог учиться.
Селестино тоже выпало счастье учиться, но он смог окончить только начальную школу: о средней, а тем более о высшей, он не смел даже мечтать.
Однажды, когда мальчику уже исполнилось четырнадцать лет, вся семья сидела на кухне возле раскрытого окна и ужинала. Это был один из приятных весенних вечеров испанского апреля, когда солнце остается по-настоящему теплым даже вечером. Легкий ветерок с севера, проникая через раскрытое окно, приносил с собой острые запахи весны, далекое гортанное пение цыган, отрывистый говор шахтеров, возвращавшихся с работы, лай собак...
Селестино сидел за столом и почти ничего не ел, уставившись в одну точку.
Мать, озабоченная плохим настроением сына, спросила:
– Что с тобой, Селестино? Почему ты не ешь?
– Я поеду на Кубу, - ответил тот.
– Бог мой!
– воскликнула мать.
– Ты опять об этом!
– Что, тебе не нравится дома? Подожди, все ведь ждут... Провозгласят и у нас республику, и дела пойдут лучше, - заметил отец.
Селестино понимал, что отец не против его поездки на Кубу, только советует подождать еще немного: может, действительно, что-нибудь изменится и у них в стране, и, вместо того чтобы испытывать судьбу за морем, Селестино найдет себе место под солнцем дома?
Но семья их продолжала бедствовать, и в 1933 году, несмотря на то, что испанский король бежал из страны и была провозглашена республика, бедные оставались бедными, богатые - богатыми. И не всегда Селестино мог найти себе работу в родных краях. По-прежнему безжалостное солнце выжигало всю растительность на каменистых склонах гор, и рабочие семьи часто голодали. Он хорошо помнил престарелую соседку Пепу, стиравшую белье для сеньорит, у которых были песеты.
Прошло несколько месяцев после их разговора за столом. И вот однажды, когда Селестино возвращался домой, на пороге он столкнулся с отцом.