И снова в бой
Шрифт:
Все идет хорошо. Вот и заснеженное поле, которое легко можно "перепутать" с небом. Когда машина остановилась, слышу встревоженный голос механика Сергея Ивановича:
– Скорее вылезай из кабины!
– Что случилось? Самолет горит?
– Лицо, ты обморозил лицо!
– Лицо? Ты шутишь! Я ничего не чувствую!
– Бельтран! Разотри ему лицо снегом!
Снимаю очки и шлем. Бельтран берет пригоршню снега и начинает тереть мне щеки. Я ничего не чувствую и ничего пока не понимаю.
Нас ждут на командном пункте,
– У вас была возможность подойти к врагу ближе, - говорит капитан Сурков, - а открывать огонь или нет - это зависит от командира. Сегодняшний случай показал, что нам нужно патрулировать на большой высоте. Определить расстояние в воздухе - дело не простое, особенно когда единственный ориентир - самолеты врага, а в воздухе они всегда кажутся больше, чем на самом деле.
Сержант слушает замечания в свой адрес, опустив голову. Мое лицо начинает отходить, и теперь я чувствую; как оно быстро опухает. Взглянул в зеркало в простенке и не узнал сам себя...
После поражения врага под Москвой фашистские самолеты на нашем участке не появляются. Однако нервное напряжение первых месяцев войны еще сказывается. По ночам меня мучат кошмары. Вот вижу во сне, что фашисты сбросили десант в расположение нашего аэродрома. Немцы просочились через поселок, заполнили двор нашего дома и поднимаются по лестнице к комнате, где мы спим...
Просыпаюсь и обнаруживаю, что сижу на кровати с пистолетом в руке и вот-вот начну стрелять. При этом, оказывается, кричу: "Фашисты! Стреляйте!.."
– Где?
– спрашивает Бланко, спавший на соседней койке.
Из угла, где спят Ариас и Дуарте, слышатся крепкие словечки и нелестные замечания в мой адрес. Я прихожу в себя...
* * *
Обстановка окончательно прояснилась. От Быкова война уходит все дальше. Живем почти мирной жизнью, и это нас совсем не устраивает.
– Так больше продолжаться не может, - заявил однажды Паскуаль.
– На фронт, только на фронт!
– Надо идти к полковнику!
Однако проходит день за днем, а мы никак не можем договориться, кому идти к полковнику. От одного его грозного вида пропадает желание обращаться к нему с нашими просьбами. Дело в том, что полковник почти двухметрового роста, а плечи у него шире, чем у наших двух товарищей, вместе взятых. На голове - копна огненных волос, а глаза так и мечут молнии, когда он чем-то недоволен.
Мы, видно, долго бы еще искали подходящую кандидатуру для разговора с полковником, если бы не случай, произошедший во время одного из обычных полетов. Зима уже кончилась, снег растаял, и мы уже давно не встречали в воздухе врага. Поле аэродрома покрылось зеленой травой.
На этот раз в воздухе находились капитан Сурков и Бельтран. Возвращаясь, они пронеслись над аэродромом на бреющем полете. Первым пошел на посадку капитан Сурков.
– Как хорошо его слушается "миг"! Тебе нравится?
– спрашивает Ариас.
– Это капитан Сурков отлично управляет самолетом!
– отвечаю.
И
– Превосходно! Ничего не скажешь! Вот как надо приземляться! восклицает Ларио, которому почему-то нравится предвосхищать события.
Однако в момент, когда самолет плавно и легко касается зеленого поля аэродрома, из-под его плоскостей в направлении штабных помещений вылетают два реактивных снаряда и взрываются на середине поля. А самолет от внезапного пуска ракет переворачивается вниз кабиной и в таком виде вспахивает летное поле. Летчик забыл поставить на предохранитель гашетку реактивных снарядов. В авиации небольшие погрешности чреваты грозными последствиями...
Из-под самолета извлекают бездыханное тело капитана Суркова. На его похоронах мы, испанцы, пролили немало слез, оплакивая своего боевого товарища. И теперь мы не могли откладывать разговор с полковником. Выбор пал на Хосе Паскуаля, Антонио Кано и меня...
– Садитесь!
– сказал нам полковник, указав на стулья, стоявшие вдоль стен его кабинета, - Что вас привело ко мне?
– Хотели бы действовать, товарищ полковник...
– Как действовать?! Вам не нравится летать здесь?
– Хотелось бы на фронт - воевать по-настоящему.
– Скоро придется, - говорит полковник, поднимается из-за стола и начинает ходить по комнате. Мы тоже вскакиваем со своих мест.
– Сидите! Это у меня такая привычка... Где бы вы хотели воевать?
– Куда направят. Здесь мы ничего не делаем. Поднимаемся с полным боекомплектом и садимся с полным боекомплектом. Хотелось бы в воздухе встречаться с врагом и использовать боеприпасы против него, а не так, как это случилось с капитаном Сурковым.
И хотя мы не совсем хорошо изъясняемся по-русски, полковник нас понимает.
– Хорошо, хорошо. Я знаю, что вас готовили к выполнению заданий в тылу врага, но каких именно - мне никто не говорил. Я сообщу о вашем желании командованию.
Из кабинета полковника мы вышли довольные.
– Надо бы зайти к нему раньше, - сказал Кано.
– Не так страшен черт, как его малюют!
– Думали, он нас "съест", а как хорошо принял!..
Проходит несколько дней. Ожидание всегда тягостно. Больше мы не летаем. Мой "як" переходит к командиру эскадрильи, а мы ждем приказа. Наконец он приходит.
Однажды после завтрака нас вызвали к дежурному офицеру.
– Сдайте книги в библиотеку и соберите вещи. Скоро придет автобус, и вы направитесь к новому месту службы.
– Можно спросить, где оно?
– поинтересовался Фернандо Бланко.
– Это мне неизвестно, - ответил дежурный офицер. Быстро сдаем книги, карты, планшетки.
– Как вы думаете, куда нас?
– На какой фронт?
– А на каких самолетах будем летать?
Мы задаем вопросы друг другу, но никто из нас не может на них ответить. Полковник сдержал слово.