И. С. Тургенев в Тульском крае
Шрифт:
Пожалуй, ни один русский писатель не имел столь ¦обширной переписки, за исключением, может быть, Льва Толстого, какую вел Тургенев. Ни одно письмо, написанное Тургеневу, не оставалось без ответа. Переписка часто давала начало знакомству и затем длительным связям писателя с адресатом. Больше всего к Тургеневу поступало писем от молодых журналистов и писателей. Они обращались к автору «Записок охотника» и «Нови» за советом, рекомендациями и даже за материальной помощью. Так случилось и со Стечькиной.
Вот что потом вспоминал о писательнице ее брат журналист Н. Я- Стечькин: «Сестра моя, Любовь Яковлевна Стечькина (род. в 1851 г.,
Посоветовавшись с родными, Стечькина поехала в Москву. После некоторых колебаний она обратилась к издателю и редактору «Русского вестника» М. Н. Каткову. Прочитав повесть, издатель дал согласие на ее опубликование. Свое произведение Стечькина увидела в июльском номере «Русского вестника» за 1875 год. Но каково же было ее удивление, когда она нашла в повести грубые редакторские исправления и сокращения.
Стечькина была. неопытна и не знала укоренившихся правил в русских газетах и журналах, где издатель, он же, как правило, и редактор, волен был обращаться с поступившим произведением по своему усмотрению. Особенно бесцеремонно поступал с печатавшимися произведениями Катков.
Свои протесты автор «Первой грозы» выразила на страницах столичных газет. По этому поводу в печати, конкурировавшей с издательством Каткова, был поднят большой шум, вызвавший сильное раздражение издателя «Русского вестника». В сентябрьском номере журнала за 1875 год Катков выступил с ядовитой «отповедью» молодой писательнице, обвинив во всем только ее, назвав этот случай «литературным курьезом».
Через некоторое время Стечькина написала второе произведение — повесть «Кривые деревья». Она была в затруднении, как поступить с повестью. Скандал с Катковым еще не был забыт. Писательнице пришла мысль обратиться за советом к Тургеневу. И вот из алексинской деревни отправлено первое письмо в Париж. А вскоре Л. Я. Стечькина с большим волнением вскрывала конверт с французским штемпелем.
«Спешу отвечать на только что полученное мною Ваше письмо, — писал Тургенев 30 марта 1878 года. — Я Вашей повести в «Русском вестнике» не читал — но помню — довольно, впрочем, смутно — что по ее поводу была полемика в газетах. Полемика эта, вероятно, теперь позабыта и не помешала бы появлению Вашего нового труда в одном из «толстых» журналов. Из всех этих журналов я состою в сношениях только с «Вестником Европы»… Но мне невозможно говорить о произведении, мне не известном…» — заключает Иван Сергеевич. Он предлагает Стечькиной выслать к нему рукопись.
Стечькина аккуратно переписала свою повесть и отправила Тургеневу. Прошло еще немногим более месяца, и на столе у Стечькиной лежало второе письмо писателя, датированное 3 мая 1878 года. Тургенев извещал о получении рукописи и добавлял: «Я получил также то письмо, в котором Вы так строго отзываетесь о собственном произведении. Буду стараться позабыть все, что вы сказали о нем — и приступлю к чтению безо всяких предвзятых впечатлений, насколько это возможно».
Так
Тургенев сдержал свое слово. Он внимательно прочитал повесть «Кривые деревья» и сделал ее подробный разбор в следующем письме Стечькиной. Со всей откровенностью Иван Сергеевич писал 7 мая 1878 года: «Я прочел Вашу повесть и вот что имею сказать Вам: у Вас талант несомненный, оригинальный, живой и даже поэтический — но «Кривые деревья» печатать не следует — ибо я — извините резкость выражения — более уродливого, или, говоря точнее, более изуродованного, произведения не знаю!»
Продолжая разбор повести, он писал: «У вас есть несомненный дар психологического анализа; но он часто переходит в какую-то кропотливую нервозность, Вы хотите уловить все колебания психических состояний — и впадаете иногда в мелочность, в каприз — наконец, Вас понять невозможно или очень трудно — и без нужды, безо всякой пользы… И потом, как это у вас все беспрестанно плачут, даже рыдают, чувствуют страшную боль, потом сейчас необыкновенную легкость и т. д.».
Анализируя произведение молодой писательницы, Тургенев делает глубокий и всесторонний разбор повести. Вскрывая недостатки, он показывает автору пути их устранения. Критика Тургенева носит правдивый и дружеский характер. Это совет старшего собрата по перу. Вместе с тем он обязательно подчеркивает все наиболее удачные стороны произведения, вызывая у начинающего писателя горячее желание продолжать работу.
Свое письмо заканчивает такими словами:
«Однако довольно я Вас бранил; надо ж и похвалить… оно же и веселее. Вы пишите славным языком, несмотря на изредка попадающиеся галлицизмы («фасон, которым было сшито это платье, давал чувствовать» и т. д.). Описания Ваши превосходны: рельефны, просты, жизненны. Всякий раз, когда Вы касаетесь природы, у Вас выходит прелестно — и тем более прелестно, что Вы всего кладете два, три штриха — но характерных… И в психологической работе надо так же поступать… В этом умении класть характерные штрихи я вижу Ваш поэтический дар. Словом — из Вас может выйти писатель очень крупный; у Вас на то все данные. Разве Вы сами возьмете да испортите себя».
Тургенев посоветовал Стечькиной сесть за переделку своей повести. Он предложил ей встретиться в Туле. И такая встреча состоялась 19 августа 1878 года в одной из тульских гостиниц. О своем приезде в Тулу Тургенев сообщал Стечькиной в письме от 4 августа 1878 года.
В личной беседе с писательницей он отнесся к ней еще более внимательно и сердечно и убедил ее, что над произведением следует еще основательно поработать.
Из Тулы Тургенев заезжал в Ясную Поляну к Толстым, а оттуда прибыл в Спасское. Возвращаясь в начале сентября этого же года из Спасского в Париж, писатель вновь встречался с тульской писательницей в ее усадьбе Плутнево.
«Я был в Туле по делам и, по приказанию матери должен был встретить Тургенева на тульском вокзале Сызрано-Вяземской железной дороги и ехать вместе с ним в деревню нашу Алексинского уезда, Тульской губернии, — вспоминает брат писательницы. — Мне было всего 24 года и, признаюсь, я до болезни робел первой встречи с Тургеневым.
Прибывши на вокзал, я сразу узнал рослую характерную фигуру Тургенева. Я представился, и робость как рукой сняло, вследствие простого и милого обращения Тургенева».