Идеальный финал
Шрифт:
— Вернись ко мне!
— Нет, забудь — ответила Саманта, поднимаясь по лестнице, ведущей в вагон поезда — Прощай
— Скажи честно, есть ли шанс, что ты когда-нибудь вернешься?
— Если и есть, то он один из тысячи
— Меня устраивает эта пропорция — тихо произнес Джимми, сделав несколько шагов назад
Двери закрылись, и состав начал свой путь. Джимми стоял на пироне, пытаясь уловить в мелькающих окнах такой родной и знакомый силуэт, но его не было видно. Поезд уже свернул за поворот и полностью пропал из поля зрения. Парень одиноко стоял на пустеющем вокзале, с неба посыпались редкие, но крупные капли дождя. По щеке
Проходя мимо осенних парков, мимо влюбленных пар, в голове парня шла настоящая война. Одна часть любила все это и плакала, раздирая душу. А вторая дышала ненавистью к каждой детали его мира. Джимми старался держаться, все глубже погружаясь в свой «Иллюзорий», только там он мог укрыться от душераздирающей боли, которая в его мечтах превращалась в нечто прекрасное, ведь там все было по-другому, без слез, вместе с Самантой, навсегда.
Не смотря на очень медленное движение, парень все-таки успел к автобусу, заняв последнее место в салоне, он достал наушники и грустные любовные мелодии врывались в его разум, поднимая мысли, как октябрьский ветер взносит вверх тяжелые, полумертвые разноцветные листья. Знакомый диалог с самим собой, снова голос в голове, моделирование ситуаций и погружение в город грез, где всегда так холодно и уютно его уставшему «Я». Три часа пути, превратились в одну большую связанную мечту с сотнями актеров, незнакомых его глазам, и лишь Саманта выделялась в этих мечтах. Тяжелые веки плавно касались друг друга, рассекая на маленькие части кристальные слезы доброй печали, которая сдавливала его умирающее сердце.
Знакомый город, и все тот же запах заводов и дыхания домов. Джимми шел по тротуарам, его голову никак не покидали эти противоречивые голоса, с которыми он так мило беседовал в глубинах своего дрейфующего разума. Мимо шли люди, ехали машины, с некоторых окон доносились крики пьяных скандалов. Парень решил не ехать на автобусе, а просто пройтись пешком. Бутылка слабого алкогольного напитка была зажата в его руке, и ноги устало перебирали, словно считали ровно уложенную плитку, по дороге.
Дом. Кэтрин в нем не оказалось. Джимми написал сообщение Саманте о том, что он добрался до дома, и лег в постель. Усталое тело, словно погружалось в бескрайние просторы прохладного белья. Вскоре, парень уснул.
Яркое осеннее солнце светило через плотные темные шторы спальни, врываясь в глаза Джимми, легко проходя барьер из закрытых век. Парень встал. «Еще один день моей глупой жизни» — подумал Джимми. «Одно и то же. Умыться, покушать, сети, вечер, слезы, обида, душа, Иллюзорий. Скорей бы все это кончилось. И зачем вообще просыпался, лучше бы впал в кому. Туда, где я погрязший в своих мечтах». Дрожь все еще бежала по телу парня, он никак не мог забыть тот ужас, увиденный в эпизодах больничных палат. Дома все так же было пусто, только записка красовалась на кухонном столе.
«Доброе утро, братик. Я вчера пришла, но ты уже спал. Не стала тебя будить, ты так мило выглядел. А сегодня меня срочно вызвали на работу, не успела тебе сказать. Завтрак на столе, сигареты, думаю, у тебя остались. Будь дома, я скоро вернусь. Кэтрин».
«Хм. Как всегда, в своем репертуаре» — подумал Джимми. Парень включил громко музыку, открыл окно и закурил сигарету. Солнце светило ярко, но уже не грело. Зима подбиралась в этот мир, готовясь запереть осень в свои ледяные оковы.
Саманта никак не покидала голову Джимми, ведь он так привык к ее голосу по утрам. Одна часть парня настойчиво твердила ему о том, что пора ей позвонить попробовать вернуть, но вторая не давала сделать и движения. Ноздри вдыхали аромат осени, гнилых листьев, любви и ненависти. Настроение было подавлено, даже больше. Джимми просто умирал внутри. Не было ни добра, ни радости, лишь тоска, ненависть,
Парень отправился в комнату, где достал свой дневник и ручку. Потрепанная старая тетрадь в которой уже осталось лишь несколько страниц, несущая в себе боль и разочарование парня, о которых никто никогда не сможет узнать. Темные аспекты его внутреннего мира, частички его души, корни тех проблем, что люди не поймут. Он сел на кровать, открыл последние страницы, что-то читая в них, перевернул еще один лист и задумчиво начал вырисовывать буквы:
«Привет. Это снова я. Что у меня нового? Все ужасно. Саманта бросила меня. Но я ее не виню, ведь я ничего не сделал, чтобы она была счастлива. Просто было как-то не так, сейчас очень сильно скучаю и жалею об этом. Я буду ждать ее до конца своей глупой жизни. Ведь любовь — это святое, и если нарушу обещание, то все рухнет окончательно» — слеза упала на клетчатый лист, но Джимми ее быстро вытер, размазав некоторые буквы — «Все так сложно, я часто задаю себе вопросы. Неужели я псих? Почему все так? Теперь я все чаще думаю о том маленьком создании, которое должно было принести счастье и добро, но мы убили его. Я не смог отговорить, и в этом лишь моя вина. Ненавижу себя» — в мыслях Джимми начали строиться строчки стихов, образуя поток неуловимой рифмы — «Попробую написать стих, прямо сейчас.
Вот. Не так тяжело сейчас и мою боль никто не узнает, я не могу им сказать. Ненавижу этот мир! Эти голоса в моей голове все чаще вынуждают меня на разговор с ними. Город грез втягивает в свои холодные, но такие добрые и ласковые, объятия. Я чувствую, как умираю в нем и ваша реальная жизнь мне противна, ведь в ней только боль!»
Страница была мокрой от слез, и парень закрыл тетрадь, вытирая капли с опухших щек. Джимми лег на кровать. С колонок играла все та же грустная песня, с прекрасным вокалом. Та, которую ему пела Саманта. Воспоминания кружили голову, глаза вновь наливались слезами. Парень просто лежал, смотрел в потолок, но сердце щемило и разрывалось на мельчайшие куски. Телефон глупо играл в углу комнаты, кто-то настойчиво пытался дозвониться, но молодому человеку было не до этого, он хотел лишь одиночества, погружаясь в мир грусти и меланхолии. Надо было успокаиваться, ведь уже совсем скоро придет Кэтрин, а Джимми не хотел, чтобы она видела, как он плачет.
Спустя пару часов дверь в квартиру открылась и на пороге появилась Кэтрин. Она тихо переоделась и направилась на кухню, где в тот момент курил Джимми.
— Привет, Кэтрин — промолвил парень
— Проснулся уже? Соня. Ты покушал?
— Нет, я не хочу
— Рассказывай, что случилось? Почему ушел?
— Кэтрин, ты уверена в том, что хочешь это знать?
— Да. Мне очень интересно и важно. Что именно могло тебя так напугать — уверенно произнесла Кэтрин
Джимми глубоко вдохнул и начал рассказывать сестре о кошмарах, увиденных им в психиатрической лечебнице. Стоило парню вспомнить и сказать кое-какие детали произошедшего, как его руки начинали бешено трястись, глаза суетливо бегали, а голос своеобразно дрожал. Было видно через какие мучения ему приходится пройти, для того, чтобы поведать о тех сутках, проведенных в миниатюрном аду.
Глаза Кэтрин были напуганы, в них читались жалость, переживания, гнев, все эти чувства были, словно смесью разных красок, выдавая цвет, который еще не видел мир. Это было чем-то новым в бушующем пламени мирских чувств остальных людей. Кэтрин удалилась в свою комнату не говоря ни слова, вскоре оттуда послышались тихие всхлипы. Девушка плакала, может из-за страха, а может из жалости. Снова заставляя Джимми чувствовать себя виноватым в чужой боли. Кэтрин вновь вернулась на кухню к парню. Ее глаза были красными от слез, а дыхание тяжелым и плавным, будто волны океана успокаивались, предчувствуя ночной бриз.