Иметь и не иметь
Шрифт:
«Пора сирени» была ярко освещена и полна народу, и когда Ричард Гордон вошел, он увидел, что игорный зал переполнен; рулетка вертелась, и маленький шарик звонко пощелкивал о металлические перегородки, рулетка вертелась медленно, шарик жужжал, потом, щелкнув, подпрыгивал и останавливался, и тогда ничего не было слышно, кроме скрипа рулетки и стука фишек. В баре сам хозяин стоял у стойки вместе с двумя барменами и сказал ему:
— Привет, мистер Гордон. Что будете пить?
— Не знаю, — сказал Ричард Гордон.
— Вы плохо выглядите. Что
— Нет.
— Я знаю, что вам приготовить. Такое, что прямо — ух. Пили когда-нибудь испанский абсент — ojen?
— Давайте, — сказал Гордон.
— Выпьете, сразу станет хорошо. Захочется всех кругом поколотить, — сказал хозяин. — Ojen экстра для мистера Гордона.
Не отходя от стойки, Ричард Гордон выпил три экстра, но лучше ему не стало; мутный, сладковатый, отдающий лакрицей напиток никак на него не подействовал.
— Дайте мне что-нибудь другое, — сказал он бармену.
— Что такое? Вам не нравится ojen экстра? — спросил хозяин. — Вам не стало хорошо?
— Нет.
— После ojen экстра надо пить с разбором.
— Дайте мне чистого виски.
Виски согрел его язык и небо, но ничего не изменил в его настроении, и вдруг, глядя на себя в зеркало позади стойки, он понял, что теперь ему никогда не будет легче от вина. То, что произошло, — произошло, и всегда теперь будет с ним, и если он напьется до потери сознания, проснувшись, он все равно почувствует это опять.
Высокий, очень худой молодой человек с редкой порослью светлых волос на подбородке, стоявший у стойки рядом с ним, спросил:
— Скажите, вы не мистер Гордон?
— Да.
— Я Гарольд Спелмэн. Мы, кажется, познакомились на одном вечере в Бруклине.
— Возможно, — сказал Ричард Гордон. — Очень может быть.
— Мне очень понравилась ваша последняя книга, — сказал Спелмэн. — Мне все ваши книги нравятся.
— Очень рад слышать, — сказал Ричард Гордон. — Выпьете чего-нибудь?
— Вместе с вами, — сказал Спелмэн. — Вы пробовали этот ojen?
— Мне он не помог.
— А что с вами?
— Настроение скверное.
— Попробуйте еще.
— Нет. Я возьму чистого виски.
— Знаете, для меня целое событие, что я вас увидел, — сказал Спелмэн. — Вы, наверное, не помните нашу встречу на том вечере?
— Нет. Но, может быть, это был удачный вечер. Удачные вечера обычно не запоминаются, верно ведь?
— Пожалуй, вы правы, — сказал Спелмэн. — Это было у Маргарет Ван-Брунт. Вспоминаете? — спросил он с надеждой в голосе.
— Стараюсь.
— Это я тогда поджег дом, — сказал Спелмэн.
— Не может быть, — сказал Гордон.
— Да, — радостно сказал Спелмэн. — Именно я. Это был самый замечательный вечер из всех, какие я помню.
— Что вы теперь делаете? — спросил Гордон.
— Ничего особенного, — сказал Спелмэн. — Так, живу понемножку. Я уже привык к этому. А вы пишете новую книгу?
— Да. Половину уже написал.
— Превосходно, — сказал Спелмэн. — а о чем?
— Забастовка
— Великолепно, — сказал Спелмэн. — Ужасно, знаете, люблю социальные темы.
— Что?
— Просто обожаю, — сказал Спелмэн. — Для меня нет ничего лучше. Вы, бесспорно, на голову выше всей писательской братии. Скажите, есть у вас там прекрасная еврейка-агитатор?
— А что? — спросил Ричард Гордон подозрительно.
— Это роль для Сильвии Сидней. Я в нее влюблен. Хотите посмотреть ее фотографию?
— Я видел, — сказал Ричард Гордон.
— Давайте выпьем еще, — радостно сказал Спелмэн. — Подумать только, как это мы с вами встретились. Вы знаете, я ведь счастливчик. Настоящий счастливчик.
— А что? — спросил Ричард Гордон.
— Я сумасшедший, — сказал Спелмэн. — Это просто замечательно. Все равно, что быть влюбленным, только все всегда кончается хорошо.
Ричард Гордон слегка отодвинулся.
— Это вы напрасно, — сказал Спелмэн. — Я не буйный. То есть я очень редко бываю буйный. Давайте выпьем еще.
— Давно это с вами?
— По-моему, всю жизнь, — сказал Спелмэн. — Уверяю вас, это единственная возможность быть счастливым в наше время. Какое мне дело до того, как стоят акции «Дуглас Эйркрафт»? Или Телеграфно-телефонной компании? Меня все это не касается. Я читаю какую-нибудь из ваших книг, или пью, или смотрю на фотографию Сильвии, и я счастлив. Я — как птица. Я даже лучше птицы. Я… — Он помедлил, подыскивая слова, потом сразу заторопился. — Я хорошенький маленький аист, — выпалил он и покраснел. Он пристально глядел на Ричарда Гордона, шевеля губами, и тут рослый молодой блондин отделился от группы, сидевшей в другом конце бара, подошел к нему и положил ему руку на плечо.
— Пойдем, Гарольд, — сказал он. — Нам пора домой.
Спелмэн свирепо посмотрел на Ричарда Гордона.
— Он смеется над аистом, — сказал он. — Он сторонится аиста. Аиста, который кружит в свободном полете…
— Пойдем, Гарольд, — сказал высокий молодой человек.
Спелмэн протянул руку Ричарду Гордону.
— Я не обижаюсь, — сказал он. — Вы хороший писатель. Продолжайте и дальше писать так. Помните, я всегда счастлив. Не давайте сбить себя с толку. До скорого свидания.
Рослый молодой человек обнял его за плечи, и оба они, протиснувшись через толпу, пошли к выходу. Спелмэн оглянулся и подмигнул Ричарду Гордону.
— Славный малый, — сказал хозяин. Он постучал себя по лбу. — Очень образованный. Заучился, должно быть. Любит бить посуду. Но он это не со зла. Платит за все, что разобьет.
— Он часто бывает здесь?
— Каждый вечер. Как он вам сказал, кто он? Лебедь?
— Аист.
— Вчера он был лошадь. С крыльями. Как та лошадь, что на бутылках «Белого коня», только с крыльями. А все-таки малый славный. Денег много. У него в голове неладно. Родные и держат его здесь под присмотром. Он мне все хвалил ваши книги, мистер Гордон. Чего вам налить? За счет заведения.