Иметь и не иметь
Шрифт:
— Его не было в лодке, миссис Трэси, — сказал шериф.
Женщина запрокинула голову и закричала опять, все жилы вздулись на ее худой шее, кулаки были сжаты, голова тряслась.
Сзади в толпе толкались и напирали на передних, пытаясь протиснуться к краю причала.
— Пустите. Дайте и другим посмотреть!
— Их сейчас накроют. — И по-испански: — Дайте пройти. Дайте взглянуть. Нау cuatro muertos. Todos muertos. [14] Дайте посмотреть.
Женщина
14
Тут четыре покойника. Все они мертвые (исп.).
— Элберт! Элберт! Боже мой, боже мой, где Элберт?
Сзади в толпе два молодых кубинца, которые только что прибежали и не могли пробраться вперед, отошли на несколько шагов, потом разбежались и вместе врезались в толпу. От толчка те, кто был сзади, навалились на стоявших впереди, миссис Трэси и ее две соседки покачнулись, на мгновенье повисли над водой, в отчаянной попытке сохранить равновесие, и, в то время как соседки неистовым усилием удержались на ногах, миссис Трэси, крича, рухнула в зеленую воду, и ее крик потерялся в раздавшемся всплеске.
Двое матросов бросились в освещенную прожектором светло-зеленую воду, где с шумом и плеском барахталась миссис Трэси. Шериф, наклонившись с кормы, протянул ей багор, и наконец соединенными усилиями матросов, подталкивавших снизу, и шерифа, тянувшего сверху, удалось втащить ее на корму. Никто в толпе не шевельнулся, чтобы прийти к ней на помощь, и, стоя на корме, вся мокрая, она обернулась к ним и закричала, потрясая кулаками:
— Шволочи! Шукины дети! — Потом, взглянув вниз, она завопила: — Элберт! Где Элберт?
— Его нет на лодке, миссис Трэси, — сказал шериф, взяв одеяло, чтобы закутать ее. — Успокойтесь, миссис Трэси. Возьмите себя в руки.
— Мои жубы, — сказала миссис Трэси трагически. — Я потеряла жубы.
— Мы их выловим утром, — сказал ей командир катера береговой охраны. — Они не пропадут.
Матросы вылезли на корму лодки, вода с них стекала ручьями.
— Идем, — сказал один из них. — Мне холодно.
— Ну как вы, ничего, миссис Трэси? — спросил шериф, закутывая ее в одеяло.
— Ничего? — сказала миссис Трэси. — Ничего? — Потом сжала оба кулака и запрокинула голову, чтобы закричать громче. Горе миссис Трэси было сверх ее сил.
Толпа слушала ее в почтительном молчании. Крики миссис Трэси как нельзя лучше подходили к зловещему виду четырех мертвых тел, на которые шериф и его помощники набрасывали в эту минуту одеяла, скрывая от глаз зрелище, какого город не видел уже несколько лет, с тех самых пор, как Исленьо линчевали на Каунти-Род и потом повесили на телеграфном столбе при свете фар автомобилей, съехавшихся со всей округи.
Толпа была разочарована, когда трупы накрыли, но все-таки из целого города только те, кто был
Между тем в приемной Морского госпиталя Мария, жена Гарри Моргана, и ее три дочери сидели на скамье и ждали. Все три девочки плакали, а Мария кусала носовой платок. Она с утра не могла заплакать.
— Папа ранен в живот, — сказала одна из девочек сестре.
— Ужас, — сказала сестра.
— Тише, — сказала старшая сестра. — Я молюсь за него. Не мешайте мне.
Мария не говорила ничего и только кусала носовой платок и нижнюю губу.
Немного спустя вышел доктор. Она посмотрела на него, и он покачал головой.
— Можно мне туда? — спросила она.
— Нет еще, — сказал он. Она подошла к нему.
— Кончено? — спросила она.
— Боюсь, что так, миссис Морган.
— Можно мне взглянуть на него?
— Нет еще. Он сейчас в операционной.
— А, черт, — сказала Мария. — А, черт. Я отвезу девочек домой. Потом я вернусь.
В горле у нее что-то вдруг вздулось и встало поперек, так что она не могла глотнуть.
— Идем, девочки, — сказала она. Все три девочки пошли за ней к старой, потрепанной машине, и она села за руль и включила мотор.
— Как папа? — спросила одна из девочек. Мария не ответила. — Мама, как папа?
— Не разговаривайте со мной, — сказала Мария. — Только не разговаривайте со мной.
— Но…
— Молчи, дочка, — сказала Мария. — Молчи и молись за него.
Девочки опять заплакали.
— Ну вас, — сказала, Мария. — Перестаньте плакать. Я сказала: молитесь за него.
— Мы молимся, — сказала одна из девочек. — Я все время молюсь, с самой больницы.
Когда они свернули на Роки-Род, фары осветили впереди фигуру человека, который нетвердым шагом брел по тротуару.
Пьянчуга какой-то, подумала Мария. Какой-то несчастный пьянчуга.
Они поравнялись с ним и увидели, что лицо у него окровавлено, и когда машина скрылась за поворотом, он все еще брел нетвердым шагом в темноте. Это был Ричард Гордон, возвращавшийся домой.
У дверей дома Мария остановила машину.
— Ложитесь спать, девочки, — сказала она. — Идите наверх и ложитесь спать.
— Мама, но как же папа? — спросила одна из девочек.
— Не спрашивайте меня, — сказала Мария. — Ради всего святого, не разговаривайте вы со мной.
Она развернулась и поехала назад, к госпиталю.
Возвратясь в госпиталь, Мария Морган одним духом взбежала на крыльцо. На пороге она столкнулась с доктором, только что отворившим дверь. Он устал и торопился домой.