Иные миры: Королева безумия
Шрифт:
Что меня сейчас беспокоит? Да, в обгцем-то ничего... Это была инициатива матери, чтобы обратиться к вам. Как я сам к этому отношусь? Мне всё равно... Вы говорите, что, возможно, сможете помочь мне справиться с проблемами, если я сам этого захочу? Избавиться от того, что меня тревожит, беспокоит, что мне неприятно? Не знаю, не знаю... Я хотел бы вам верить. Но я не знаю, могу ли я вам доверять... Вера и доверие — это разные вещи, понимаете? Если бы я мог получить какое-то доказательство, что вы меня не обманываете, что вы действительно можете мне помочь... Ну хорошо, я скажу вам.
Страх! Вот что меня беспокоит. Страх! Я боюсь. Если вы сумеете избавить меня от страха, это будет доказательством вашего могущества. Тогда я поверю, что вы и в самом деле сможете мне помочь. Ведь это возможно? Есть же какие-то таблетки, уколы против страха? Я перепробовал все транквилизаторы, которые смог достать. Реланиум, гидазепам, сонован, адаптол... Первое время они помогали, самое большее два-три раза, но потом страх возвращался. Может, у вас есть какие-то более мощные препараты?
Вы говорите, что можно подавить
Кто — они? Неважно. Вы сказали, что поможете мне, если я этого захочу. Я хочу, чтобы вы избавили меня от страха. Страх парализует. Вы знаете математическую формулу страха? Я вывел её. Вывел формулу страха. Долгими бессонными ночами, когда ужас сочится из всех щелей, когда душа превращается в лёд, когда ты бросаешь всё, и бежишь, бежишь, куда глаза глядят - из дома, из города, из мира, лишь бы подальше от страха — вот когда приходит знание таких формул. Это универсальное знание, потому что математика — это универсальная наука. Всё на свете можно описать на языке математики. Страх, удовольствие, радость, счастье, горе, смерть, рождение, жизнь - всё можно выразить в формулах, в математических выражениях. Впрочем, это вам вряд ли интересно... Это у вас чей портрет висит? Фрейд? Странно, я совсем по-другому представлял себе Фрейда. Я думал, он такой здоровенный мужчина, чёрный, бородатый, лохматый, а он — лысый старик. Старики приносят несчастье. Все беды на свете от стариков. Какая беда от Фрейда? А вы не знаете? Или притворяетесь, что не знаете? Фрейд разрушил мир. Он разрушил старую добрую викторианскую цивилизацию — целомудренную, чопорную, упорядоченную. И что он дал взамен? Взрыв, переворот, революции, разруху! Хаос!
Когда я впервые понял, что могу описать математически любое событие, знаете, что именно я захотел описать первым? Смерть! Почему? Потому что смерть — самое интересное, что есть на свете, это альфа и омега, начало и конец всего. В ней, в смерти, сосредоточено всё, абсолютно всё, а
жизнь — лишь жалкое отражение смерти. Жизнь всегда конечна, тогда как смерть — бесконечна. Бесконечность — это вершина бытия. Понять бесконечность — означает понять математику, а понять математику невозможно. Если взять для примера вашего Фрейда, то сознание — это величина конечная, а подсознание — бесконечно. Но на эту тему можно рассуждать очень долго...
Что я собираюсь делать дальше? Я не хочу об этом говорить. У меня есть четкий план действий, поверьте мне. Я нормальный человек, а не псих. Я получаю информацию об их действиях и строю собственные планы. Кого — их? Это неважно. Важно то, что я об этом знаю. Как я получаю информацию? Это тоже не важно! Голоса?.. Что вы имеете в виду? Н-нет... Не знаю, что вы хотели этим сказать, но я не слышу никаких голосов. Понимаете, никаких! Нет! Нет! Я не хочу об этом говорить! Хорошо, не будем... Ладно, давайте вернемся к насущным проблемам. Честно говоря, я очень устал. Я не спал трое суток. Больше всего я хочу спокойно выспаться. Но я не могу спать. Мне не дает уснуть страх. Только лягу - сразу вскакиваю. Может, у вас есть какое-то лекарство от страха? Чтобы поспать хотя бы пару часов?.. Вот это? Эта пилюлька? И что же, я смогу от неё уснуть? Сомневаюсь, сомневаюсь... Ну что же, давайте! Посмотрим, какой вы волшебник...
Спокойной ночи. Хотя сейчас вообще-то день. Ну, тогда спокойного дня...»
Людмила Александровна, мать Дениса:
«Это так ужасно! Я давно замечала, что с Денисом происходит что-то ненормальное. Вы знаете, в детстве он был таким славным ребёнком! Такой маленький серьезный человечек. Он почти не плакал. Всегда такой молчаливый, сосредоточенный. Денис очень опережал в развитии сверстников. Читать научился в три года. Других детей читать палкой не заставишь, а Дениса невозможно было от книжки оторвать. В пять лет он уже читал Рэя Брэдбери и Стивенсона. Ещё до школы перечитал все книги в доме, я носила ему книжки из школьной библиотеки. Считать он тоже стал рано, я сейчас и не помню, когда. Цифры - это вообще его стихия. Он во втором классе решал алгебраические уравнения, я дала ему учебник для седьмого класса, так он там все задачки перещелкал как орехи. Отец научил его в шахматы играть. Денис легко обыгрывал любого школьника, но играть с другими почему-то не любил. Он предпочитал играть сам с собой. Сядет над доской, и думает часами, сопит как ёжик, потом сделает удачный ход и радуется, и смеётся, как будто не с собой играет... Вообще, сейчас я вспоминаю, что уже тогда в его поведении было что-то ненормальное. Он всегда был ужасно одиноким. Почему-то у меня перед глазами стоит картина, которую я как-то раз увидела в детском саду. Денису было года четыре, или около того. Я пришла забирать его; дети гуляли во дворе, стояла прекрасная погода, все дети бегали, резвились, играли друг с другом, только Денис как неприкаянный — в беседке, в самом дальнем углу, сидит, сжавшись в комочек, и смотрит куда-то в пустоту. И глаза такие... страшные! Как будто он где-то в другом измерении. Взгляд отстраненный, пустой. Я испугалась, схватила его, стала трясти... А он молчит. Смотрит на меня и молчит! Я пыталась расспросить его, узнать, что с ним, но он так и не сказал. Он вообще с самого раннего детства очень скрытный,
В школу я отдала его на год раньше, и сразу во второй класс. Я сама учительница, так что не вижу в этом ничего страшного. Какой смысл ему сидеть с первоклашками, если мальчик всё это давно знает? Денис свободно читал, писал, умел считать, даже таблицу умножения знал. А во втором классе ему было интересно. Там было много предметов, которые мы с ним не проходили — природоведение, например. Было ли ему трудно найти контакт с ребятами? Нет, не думаю. Денис нормально адаптировался. Он с первого дня был отличником, и вовсе не потому, что я в школе работала. Наоборот, я всем его учителям говорила: «Никаких поблажек Денису, как ко всем относитесь — так и к нему!» Да Денис и не нуждался в каких-то снисхождениях. Были ли у него друзья в школе? Знаете, я сейчас и не вспомню... Кажется, приходили пару раз какие-то мальчики из класса, когда Денис болел... Да он и сам не особенно тянулся к ребятам. Денис ведь был выше их в смысле развития, интеллекта. Думаю, ему было с ними неинтересно. Случались ли у него конфликты в школе? Нет, не припомню... А впрочем, постойте! Был один эпизод, не знаю, нужен он вам или нет. Денис тогда был в пятом классе. На перемене в учительскую прибежала его классная руководительница и крикнула, что Денис выпрыгнул из окна. Я бросилась во двор. Денис лежал на клумбе, у него была сломана нога. Он пытался подняться, но не мог. Ему просто повезло: он прыгнул с третьего этажа, но упал не на асфальт, а на клумбу. И знаете, что меня поразило больше всего? Когда я попыталась взять его на руки, он оттолкнул меня и сказал: «Как жалко, что я не умер!» В устах девятилетнего мальчика это было так неестественно, так грубо, так отталкивающе, что я не удержалась и ударила его по лицу. Кажется, я при этом крикнула: «Заткнись!» «Замолчи!» или что-то в этом роде. А он... Он засмеялся. Он смеялся мне в лицо! Он был бледным как мел, наверно, ему было очень больно, но он смеялся. Этот смех я слышу до сих пор... Потом мне рассказали, что у них произошла ссора в классе. Кто-то из ребят посмеялся над Денисом, стал дразнить его. Обычная ссора, ничего сверхъестественного. Такие ссоры в школе каждый день десятками случаются. Но чтобы дети из-за этого выпрыгивали из окна!..
Я пыталась после поговорить с Денисом, объяснить ему, что он был неправ, но он упорно молчал. Впрочем, того, что рассказали мне дети, было достаточно, чтобы понять: это была обычная детская ссора. Необычной и непонятной была только реакция Дениса. Когда он выписался из больницы, я отвела его к школьному психологу, но она так ничего от него и не добилась. На все вопросы Денис демонстративно молчал. Он умеет быть таким упрямым, что хоть об стену бейся!
А вообще это был, наверно, единственный случай. Денис никогда не доставлял мне особых хлопот. Наоборот, он старался меня порадовать. Он был примерным учеником, никогда не участвовал в общих шалостях, не прогуливал уроки, не пил, не курил. Денис был гордостью школы. Тогда, в больнице он всерьез увлекся математикой. Помню, я принесла как-то в больницу старый-престарый учебник «Математика для вузов» — он случайно у меня оказался, коллега просила передать нашей общей знакомой. Но Денис отобрал у меня учебник и за те полтора месяца, что лежал в гипсе, выучил его наизусть. Потом он стал интересоваться глубже, начал переписываться с профессором из университета. А в шестом классе меня неожиданно вызвали к директору и сообщили, что Денис выиграл международный конкурс по математике. Оказывается, один из зарубежных университетов проводил открытый конкурс для детей из разных стран. Задачи публиковались в математическом журнале, а ответы надо было отправлять по почте. Я даже не знала, что Денис участвует в конкурсе. Для меня это была такая же неожиданность, как и для всех.
А потом всё пошло по накатанной колее — курсы при университете, репетиторы, олимпиады. Денису не раз предлагали переехать в столичный интернат для одаренных детей, но я была категорически против. Ребенок должен быть дома, с матерью, а не черт знает где, среди чужих людей. И потом, Денис с его упрямством и настойчивостью прекрасно справлялся с учебой и дома. Когда он был в десятом классе, то выиграл престижный конкурс, там за победу полагалась денежная премия. На призовые деньги Денис купил компьютер и подключил его к Интернету, что по тем временам было большой редкостью. Тогда на Интернет смотрели как на причуду, на пустую забаву. А Денис сразу стал активно пользоваться Сетью. Бывало, по нескольку часов кряду сидит, уткнувшись в экран — не оторвешь. Я ругаюсь: для глаз вредно, да и стоило это удовольствие тогда недешево. Я была уверена, что Денис, как все подростки, качает игры, лазает по порносайтам и знакомится с девочками. Но как-то, когда Дениса не было дома, я проверила его компьютер. Оказалось, что на нём вообще нет ни одной игры. Я просмотрела журнал посещений Интернет-страниц: там были только какие-то научные тексты, причем все — на английском и немецком. Я в школе учила французский, да и то сто лет назад, так что ничего не поняла. Опрашивать же у Дениса я не решилась: если бы он узнал, что я рылась в его компьютере, был бы страшный скандал. Но он, кажется, понял, что я просматривала его файлы, потому что когда я в следующий раз попыталась включить компьютер, он оказался закрыт паролем.
Но, в общем, Денис никогда не создавал мне особенных проблем. Да, я замечала, что он какой-то... отстраненный, что ли, не от мира сего. Но математики все такие. А в остальном Денис был вполне обычным ребёнком. Одно время он, кажется, переживал из-за своего невысокого роста, но это было недолго. Когда ему было лет четырнадцать-пятнадцать, я несколько раз заставала его у зеркала: он изучал своё лицо. Но это, я думаю, обычная подростковая реакция. Они все в этом возрасте озабочены своей внешностью.