Иные миры: Королева безумия
Шрифт:
В борьбе этих течений совершается драма внутренней жизни человека. Каждая из сфер имеет свои законы, свою природу, своё направление и приёмы борьбы.
Человек непосредственно властен лишь над областью духовной свободы, всё остальное течёт и развивается по своим природным законам, ничего общего не имеющим со свободой человека.
Епископ Феофан Затворник полагал, что «дух в душевной жизни человека проявляется трояко: в благоговении и страхе Божием, в совести, и в искании Бога. Духовность есть норма человеческой жизни и проявляется она в сознании и свободе, одухотворенности всех трёх сторон человеческой психики: эмоциональная сторона приобретает стремление к красоте, воля приобретает стремление к бескорыстным поступкам, ум — стремление к идеальности». В единстве и равновесии
Личность человека определяется преобладанием одного из трёх начал: духа, души или тела. Истинным человеком может называться лишь тот, у кого высшая сторона жизни состоит в духе, ибо это - черта, выделяющая его из всех других тварей.
Отношение христианской религии к психическому расстройству определяется, таким образом, не столько внешними проявлениями психоза (симптомами), сколько их «направленностью». Каждое проявление заболевания (и не только заболевания, но и личности) рассматривается с точки зрения того, подвигает оно человека к Богу или отдаляет от него.
Религиозно-нравственное понимание всякой болезни, в том числе и психической, отличается от рационального и научного. Для верующего человека болезнь - это способ самопроверки, выяснения истинного смысла посланного ему испытания, повод осмыслить свою жизнь, свои поступки, а также исправить ошибки и греховные деяния посредством обращения к Богу. Христианская религия подразумевает смиренное принятие болезни, терпеливое несение всех связанных с этим тягот и упование на помощь не только врачей, но и Бога — Того, Кто силен врачевать все болезни.
Интересно, что ряд «классических» психиатров также призывали к подобному отношению к болезни. Так, Карл Ясперс считал, что это «открывает возможность духовного роста, служит успокоению человека перед лицом труднопереносимых страданий, является источником утешения, самопознания и духовного подъёма в несчастье».
Религиозные подходы к объяснению причин и механизмов психических расстройств в последние годы строятся на стремлении примирить понимание психического заболевания как следствия нарушения нормального течения биологических процессов, в основе которого лежат конкретные материальные причины — дефект рецепторов, недостаточность медиаторов и т.п. и высшие, духовно-философские подходы к объяснению психических расстройств. При этом предполагается, что объяснить происхождение психических расстройств только лишь биологическими причинами, без привлечения религиозно-философских учений о душе и духе, невозможно. Психиатрическая помощь в её классическом виде — медикаментозной терапии и психотерапии — признается необходимой, но недостаточной. Обязательным условием исцеления является обращение человека к Богу; но при этом собственно исцеление от психического недуга не рассматривается как абсолютная и основная цель. Главным здесь является внутреннее преображение и искреннее принятие постулатов веры.
Итак, мы выяснили, что церковь рассматривает как психическое расстройство те переживания, которые уводят человека от Бога — таковы, например, все виды «прельщения», независимо от их этиологии — галлюцинации, ложные убеждения, бред и т.п. Те же религиозные переживания, которые представляют собой положительную, здоровую мистику (даже больного человека!) рассматриваются как явление положительное.
С точки зрения классических христианских подходов, заболевание Михаила, безусловно, следует отнести к первой категории — галлюцинации, которые он слышал, исходили от «бесов» и требовали от него совершать греховные, нехристианские поступки. Заметим, однако, что наличие подобных переживаний само по себе отнюдь не означает, что душа такого человека считается «собственностью дьявола»: достаточно вспомнить преподобного Феодосия Печерского, который как известно, не только видел и слышал «бесов», но и активно занимался их изгнанием. Михаил также борется с проявлениями душевного расстройства — пусть не посредством покаяния и обращения к традиционной религии, а через приём антипсихотических медикаментов — и в этом отношении его
Теперь, когда мы в общих чертах разобрались с взаимоотношениями религии и психиатрии, мы можем перейти к непосредственному описанию картины заболевания у Михаила.
Рассказ об истории жизни и заболевания Михаила, основанный на воспоминаниях очевидцев и документальных данных, будет сопровождаться цитатами из его дневников, соответствующих тому или иному периоду его жизни. Записи в его дневниках не датированы; строго говоря, это даже не дневники, а отрывочные заметки, сделанные на отдельных листках, иногда поверх книжного или газетного текста. Тем не менее в тексте мы сочли возможным использовать для их обозначения слово «дневник», так как они в значительной мере отражают изменение состояния пациента с течением времени. Восстановить хронологическую последовательность этих записей можно лишь приблизительно — по внешнему виду и по нарастающим изменениям мышления, характерным для шизофрении. Мы подаем
эти записи в том порядке, какой показался нам наиболее близким к реальному. По возможности мы старались сохранить оригинальный авторский стиль Михаила, исправив лишь многочисленные орфографические ошибки и расставив полностью отсутствовавшие в текстах знаки препинания. Это вынужденное вмешательство было необходимо, поскольку без него восприятие заметок читателем было бы крайне затруднено. Однако даже при этом «продираться» сквозь нагромождения болезненных построений Михаила — задача не из лёгких. Уже в первых его дневниках отчётливо проявляются признаки характерных расстройств мышления — разорванности, бессвязности, паралогичности, которые со временем неуклонно нарастают. Тем не менее мы не стали их править, считая эти нарушения достаточно показательными и необходимыми для понимания истинной картины заболевания. Мы просим читателя не забывать, что человек, писавший эти заметки, страдал тяжёлым психическим расстройством, не получал адекватного лечения, и поэтому требовать от него идеальной логики и чистоты стиля бессмысленно.
Первая запись в истории болезни Михаила датирована 1979 годом, когда Михаилу было 26 лет. До этого, с его слов, к психиатру никогда не обращался. Михаил жаловался на постоянное чувство страха, тревожность, плохой сон с частыми ночными кошмарами, невозможность сосредоточиться, быструю утомляемость. Эти изменения он ощущал на протяжении последних нескольких месяцев. С его слов, эти расстройства начались внезапно, без видимой причины. Интенсивность их нарастала, и со временем привела к тому, что пациент оказался практически нетрудоспособен.
Михаил работал шофером в одном из городских автопарков. Работа была связана с постоянно меняющимся графиком работы и значительными психоэмоциональными нагрузками, однако пациент трудился в подобном режиме на протяжении последних шести лет, и никаких трудностей ранее это у него не вызывало.
Михаил был одинок, семьи не имел и проживал в общежитии. Себя он характеризовал как человека замкнутого, необщительного, некомпанейского. С соседями по общежитию никаких контактов не поддерживал, друзей не имел. В истории болезни есть краткая запись, подтверждающая это: за всё время пребывания Михаила в стационаре (около двух месяцев) его ни разу никто не посещал.
Но для нас, разумеется, наиболее интересным был вопрос, имелись ли у Михаила во время его первого обращения к психиатру какие-либо расстройства восприятия — иллюзии, галлюцинации, изменения восприятия собственного тела, окружающих и т.п., а также были ли обнаружены у него бредовые идеи, в том числе и скрытые. Ответ на этот вопрос позволил бы понять истинный характер имевшихся у больного патологических изменений и проследить за их динамикой.
К сожалению, врач, описывавший состояние Михаила во время первой госпитализации, ограничился короткой фразой: «бредовых идей не высказывает, расстройств восприятия не выявляет» и в дальнейшем к этому вопросу не возвращался. Подобная небрежность, увы, была проявлена и в отношении описания детства и юности больного. Весь этот сложнейший и важнейший для пациента период также уместился в одной фразе: «развитие без особенностей».