Исчезнувший

Нибел Флетчер

БАШНЕ ОТ АНГЕЛА.

ОТПРАВЛЯЕМСЯ НА ЧУДОВИЩЕ В 16:22 ВАШЕГО ВРЕМЕНИ. ПРИБУДЕМ К БАШНЕ РАНО УТРОМ 7.10. МЕРКУРИИ ЖДЕТ БАРЖУ. С УТЕСА ВСЕ.

6.10 17:40.

Фрейтаг прибавил новые листки к уже разложенным на столе.

Сумерки уже заползали в кабинет директора УНБ, а Фрейтаг все еще продолжал разбирать эти послания. Он уже знал многое, однако полной ясности все еще не было. Постукивая себя карандашом по лбу, он хмуро смотрел на последние три депеши.

Совершенно очевидно, что некая группа «Альфа» покидала остров Тристан-да-Кунья, чтобы вылететь по приказу Роудбуша в Вашингтон. Планы были ускорены по просьбе «Горы», премьер-министра Китайской Народной Республики. Но что это была за «Альфа», кто в нее входил и каковы ее цели, этого Фрейтаг не

знал.

19

Джилл вернулась к своему столу, без сил шлепнулась в кресло, опустила руки на машинку. У нее был вид умирающей страдалицы.

— Джин, — сказала она тихим детским голоском, — не будь я такой разбитой, я бы сейчас разревелась.

Я ее понимал. Вскоре после ленча мы были вынуждены запереться в пресс-бюро. Наша маленькая группа официальной информации — впрочем, в последние дни информации не было и в помине, — превратилась в осажденный аванпост, который выдерживал беспрерывные атаки прессы и был полностью отрезан от главнокомандующего. Все телефонные линии — пять на столе у Джилл и три у меня — были забиты вызовами с оплаченным ответом. Репортеры врывались к нам когда вздумается, игнорируя правило, по которому входить в пресс-центр разрешалось только по нашему приглашению.

Когда Джилл, наконец, повернула в замке ключ, в дверь сначала забарабанили, а потом забухали ногами. Мы очутились в осаде.

Я подошел к Джилл и погладил ее по плечу. Она жалобно улыбнулась.

— Спасибо, — сказала она. — Иногда я от души желаю, чтобы этот Стив Грир и на свет не родился. Не знаю, сколько еще дней я выдержу.

— Это я виноват, Джилл. Если бы у меня хватило ума — впрочем, тут особого ума и не нужно, — мы давно посадили бы в приемной еще одного помощника, чтобы он хоть часть ударов принимал на себя. А теперь уже поздно. Пройдет не меньше недели, прежде чем мы его натаскаем по вопросам, в которых и сами не разбираемся. — Я продолжал гладить ее плечо. — Шла бы ты в служебную комнату, прилегла хоть немного.

— Нет. Сейчас пройдет. Просто нервы сдали. Не беспокойся.

Через несколько минут она пришла в себя. Посмотрелась в зеркальце, подкрасила губы и откинула волосы с лица. Затем нажала одну из кнопок под мигающей лампочкой и сказала: «Пресса». В голосе ее звучала растерянность и настороженность, словно она была в арьергарде отступающей армии.

Но мы не отступали. Мы просто тонули в потоке бесчисленных запросов. Уж не знаю, где и как, плотину вдруг прорвало. Город захлестывали всевозможные слухи, и, казалось, каждый журналист, каждый радио- и телерепортер звонил к нам, чтобы справиться насчет какого-нибудь из этих слухов.

Эй-Би-Си [25] спрашивала, правда ли, будто русская армада внезапно появилась в Южной Атлантике. «Нью-Йорк таймс» узнала, что экстренное совещание Штаба разведок США было внезапно отменено. Корреспондент «Ньюсуик» в Пентагоне требовал прокомментировать сведения о том, будто бы генерал Марвин Полфрей, шеф Разведуправления министерства обороны, обвиняет главнокомандующего флотов адмирала Фристоуна в том, что он скрыл от него жизненно важную информацию. Эн-Би-Си имела сведения, что Хиллари Калп в своей завтрашней речи по всем программам радио и телевидения собирается объявить, будто Грир и Любин сбежали в Россию. Лос-анджелесская «Таймс» спрашивала, верно ли, что агент ФБР Ларри Сторм уволен, потому что знал слишком много подробностей о деле Грира. Издатель маленькой местной газеты из Колорадо выдал самую идиотскую версию за весь день. Он якобы узнал из «не вызывающего сомнений источника», — кто же сомневается в своем источнике, когда речь идет о сенсации? — что Дэйв Полик из «Досье» убит теми же самыми заговорщиками, которые похитили Стивена Грира. Когда я ответил, что все это полнейшая чепуха, он сердито потребовал доказательств. И тут я сообразил, что и сам не знаю, где сейчас Полик, живой или мертвый.

25

Эй-Би-Си и Эн-Би-Си — американские радиовещательные корпорации.

Кроме

того, звонили сотрудники Белого дома, которые обычно легко проникали к президенту, жаловались, что не могут до него добраться. Биржевая следственная комиссия подготовила доклад, в котором обвиняла Мори Риммеля и Брэди Меншипа в злоупотреблениях в связи со спекуляцией акциями «Учебных микрофильмов». Комиссия просила у президента разрешения начать дело. Могу ли я с ним связаться? Нет, не могу… Мигель Лумис, позвонив из дома Грира, сообщил, что Сусанна Грир из спокойной, сдержанно переносящей свое одиночество женщины превратилась в восторженную болтливую особу, и все это в течение часа. Видимо, она получила от Стива добрые вести, но на все вопросы Мигеля Сью отвечала молчанием. Не знаю ли я чего-нибудь? Нет, я ничего не знаю… Телефонистки Белого дома обычно не отвечали на идиотские вызовы, но какая-то чокнутая дамочка по имени Беверли Уэст обошла их и дозвонилась до меня. Она, мол, лично сообщила агенту ФБР, что Грир и Любин снимали квартиру в доме на Р-стрит, и какого черта президент прикрывает этих паршивцев и так далее, и тому подобное. Похоже, она была не в своем уме и так вопила, что я сообщил ее имя и адрес секретной службе… Затем позвонил Дэнни Каваног, председатель нашего предвыборного комитета. Он был вне себя от злости. Дэнни сказал, что ему позарез нужно поговорить с президентом, однако Грейс Лаллей его не соединяет. Губернатор Монтаны, один из столпов партии Роудбуша, готов переметнуться к Уолкотту из-за этого чертова Грира. Дэнни хотел, чтобы Роудбуш немедленно позвонил губернатору и постарался его уговорить.

— Грейс не желает меня и слушать, черт бы вас всех побрал! — орал он. — Что происходит? Может быть, и Роудбуш исчез тоже?

Я ничем не мог помочь Дэнни. Единственное, что я знал, так это что сегодня утром к президенту явился собственной персоной Джером Фрейтаг, директор УНБ. И то лишь потому, что Грейс мне сказала об этом, когда я попытался проникнуть к президенту. Он был невидим и неуловим.

Первый приказ от Роудбуша я услышал только в три часа пополудни, и тогда все завертелось.

— Президент хочет вас видеть, — сообщила мне Грейс, даже не пошутив вопреки обыкновению.

— Когда? — спросил я.

— Немедленно, — ответила она и бросила трубку. Видимо, сегодня нервы у всех были натянуты как струны.

Когда я вошел, президент оторвался от бумаг, указал мне на кресло и продолжал быстро читать. Ни слова приветствия, ни радушной улыбки. Он был серьезен, но отнюдь не удручен. Роудбуш нетерпеливо перелистал последние страницы документа.

— Сожалею, что не мог вас принять, Джин, — сказал он. — Произошло слишком многое и слишком быстро… Я вызвал вас потому, что сейчас прибудет наш приятель с того берега, Артур Ингрем. Я пытался от него отделаться. У меня действительно нет времени, но он был необычайно настойчив. Сказал, что дело не терпит отлагательства… Я хочу, чтобы вы присутствовали при нашем разговоре, а затем его записали. Разумеется, не здесь. — Он улыбнулся. — Используйте свою знаменитую репортерскую память.

Я хотел ответить, что моя память уже не та, но тут появилась Грейс Лаллей и кивнула президенту. Вошел Артур Ингрем. Грейс исчезла, тщательно прикрыв за собою дверь.

— Добрый день, господин президент, — сказал Ингрем. Глаза его обежали комнату и остановились на мне. И снова в них появилось брезгливо-удивленное выражение, словно я был невоспитанным слугой, у которого не хватало такта удалиться, когда предстоял разговор о семейных делах.

Ингрем был одет как преуспевающий банкир. Коричневый костюм свежеотглажен, галстук аккуратно повязан под самым воротничком, дорогие туфли из мягкой кожи начищены до блеска.

— Здравствуйте, Артур! — приветствовал его Роудбуш. — Пододвигайте кресло и садитесь.

Ингрем сел очень прямо, словно у него не гнулась спина, затем, слегка изменив позу, отвернулся от меня.

— Я бы предпочел поговорить с вами наедине, господин президент, — сказал он.

— О, не обращайте на Джина внимания! — ответил Роудбуш. — Он до некоторой степени стал моим доверенным человеком во всем, что относится к ЦРУ.

— У меня личное дело, — сказал Ингрем. Он сидел напряженно, вцепившись в ручки кресла.