Искатель. 1967. Выпуск №5

Куваев Олег Михайлович

— Так, — сказал Ремизов, понимая уже, что этого парня, видно делового не по годам, надо не ругать, а хвалить. — …А ты на судне был перед отплытием?

— Конечно, — сказал начальник порта, — сам грузил.

— Посторонних не заметил?

— Не понимаю.

— Ну, кто-нибудь, кроме команды, не ушел на судне?

— Не думаю, — сказал начальник порта. — А в чем дело?

Ремизов поднялся.

— Не могу я сейчас тебе многого сказать, товарищ… Но важно знать, ушел ли кто-нибудь с судном или нет.

— Навряд ли, — повторил начальник порта, —

не думаю. Я был и в трюме, и в капитанской каюте, и в рубке. Не думаю…

* * *

Запечнов вошел в кабинет начальника Таганрогской ЧК и остановился у дверей. Тарасов сидел за столом. Романов стоял у окна. Помолчали. Пауза затягивалась. Наконец Романов сказал:

— Судно, Запечнов, ушло. Час назад. В пустой след нас привели?

Запечнов взглянул на Романова, на Тарасова, вновь на Романова, но промолчал.

— Так в пустой след?! — еще раз сказал Романов. — И вот что, Запечнов. Я недаром интересовался там, в Пятихатках, любите ли вы коней… Говорили вы, что росли в Питере, что батюшка ваш заведовал гимназией… Скажите, в какой гимназии вас научили, как правильно и как неправильно ковать коней?.. В каком Питере вы научились вываживать жеребцов?

Следователь сдерживал себя, но у него все клокотало внутри. Год назад он ходил в сабельную атаку. И вот такие же холеные барские лица видел он перед собой. В беге пластались кони, гремели выстрелы…

— Виляете, Запечнов, — сказал он, — мелко виляете. Шкодить умеете, а отвечать кишка тонка…

Романов на мгновение замолчал. Затем сказал:

— Приходилось, слышал, много болтаете вы, баре, об офицерской чести… Красивые слова… А когда к расчету строиться, как крысы лезете в нору…

У Запечнова дрогнул на щеке мускул. Запрыгала, задергалась бровь.

— Судно не могло уйти, — сказал он, — а если оно и ушло, капитан «Атланта» в Таганроге. Он ждет меня с письмом. Без этого письма он… Капитан в Таганроге, — повторил он уверенно.

— Кто писал письмо капитану? — быстро спросил следователь.

— Этого я не знаю! Честное слово, — заторопился офицер.

— Бросьте, Запечнов. Опять заговорили о чести! Видно, это у вас в поговорку вошло, для связи слов употребляете, — усмехнулся Романов. — Ладно. Пошли. На последнюю проверку пошли, господин офицер!

* * *

С вечера крепкими засовами запирались в Таганроге подъезды домов, наглухо ставнями заставлялись окна.

Из Курска, Орла, Харькова, из многих-многих городов Центральной России вырвало и унесло дельцов всякого рода, проходимцев. Ехали в теплушках, на полках, под полками, на крышах, на тормозных площадках. Везли рвань и добро, прятали, скрывали… Торопились, спешили, а в Таганроге — стоп! Дальше не поедешь. Море. Черная пена оседала в приморских городах.

Двое шли по переулку. Ночь темна. Шли молча. Только сапоги стучали по мостовой. Перешли центральную улицу, свернули на Гимназическую. Прошли еще с квартал, остановились у дома. Ни одно окно не светило в старом купеческом особняке.

Тот,

что был пониже ростом и поуже в плечах, шагнул к дверям и постучал легко, чуть слышно. Дверь сразу же открылась. За дверью, видно, ждали этого стука. На мостовую упал жиденький свет свечи, и дверь приотворилась. Лязгнул засов.

— Проходите, — сказал кто-то из полумрака коридора, — прямо и направо.

Тот, что стучал, шагнул первым. Сказал:

— У вас хоть глаз коли темно.

Ему не ответили. Дверь из комнаты распахнулась. И сразу стало светло, В комнате горела яркая лампа.

— Вы что, не один, Запечнов? — спросил уже другой голос, властный и требовательный.

И, еще не видя того, кто говорил, Романов подумал, что это и есть капитан «Атланта». Так мог говорить только тот, кто командовал.

— Это преданный нам человек, — сказал Запечнов. — В прошлом мой вестовой..

— Вы будете строго наказаны, сотник Запечнов, за нарушение дисциплины. Пройдите в комнату.

Дверь закрылась, и в коридоре вновь стало темно. Романов чуть переступил с ноги на ногу и сразу же услышал, как за спиной у дверей скрипнул под чьими-то сапогами пол.

«А у них не шуткуют, — подумал он, — не шуткуют. Надо держаться крепко».

За дверями в комнате слышны были голоса, но разобрать можно было только отдельные слова. Романов услышал, как капитан «Атланта» повторил несколько раз: «Ответственность… Генерал Улагай».

Голоса смолкли. Дверь распахнулась. Выглянул Запечнов, сказал:

— Зайди.

Войдя в комнату, Романов вскинул руку к козырьку.

— Здравия желаю, ваше благородие!

— Тихо! — растерянно сказал сидящий за столом полный, тяжелый человек с массивной лысеющей головой и оглянулся на заставленные ставнями окна. — Ну и глотка у тебя, братец. «А ты не так-то и силен», — подумал вдруг Романов.

Вырвавшееся у капитана «Атланта» «тихо» как-то сразу успокоило его. Романов почувствовал себя легче и свободнее.

Он опустил руку от козырька, но остался стоять, как и прежде, вытянувшись в струнку.

— Сотник сообщил нам, — сказал капитан «Атланта», — что ты, братец, выразил желание последовать за ним в нашей борьбе…

— Так точно, — сказал Романов, — за господином сотником я готов в огонь и воду.

— Преданность — высокое качество души, — протянул капитан.

«А не валяет ли он дурака? — подумал Романов, неожиданно почувствовав в голосе капитана напряженность. — Шлепнут они меня сейчас мигом…»

Кроме сотника, стоящего в углу, у окон в комнате было еще четверо. Один сидел за столом, рядом с капитаном. Двое о чем-то тихо переговаривались в дальнем конце комнаты. Романов внутренне подобрался, готовясь к прыжку.

«Чуть что, — пронеслась мысль, — одним ударом сбить лампу, а там, в темноте, еще повозимся…»

Капитан поднялся из-за стола.

— Хорошо, — сказал он, — подробно мы поговорим позже. Проводите его, сотник.

Запечнов шагнул от окна и толкнул дверь, но уже не в коридор, а в соседнюю комнату.