Искажение[СИ, роман в двух книгах]
Шрифт:
Пока буфетчик, обиженно отвернувшись от "нас девчонок", колдовал над бутылками, мерным стаканчиком и высоким фужером, Саня обратила внимание на руку Аньки, лежащую на стойке. Пальцы её непроизвольно отбивали по лакированной поверхности сложный ритм тягучей, упругой музыки и на безымянном горел желтым огоньком памятный гелиодор в серебряной оправе.
— Нравится? — спросила Анька, поймав взгляд девушки.
— Нравится, но не настолько, что бы выпрашивать подарить, — засмеялась та. — Что это за камушек?
— Гелиодор, из бериллов, — пояснила Анька, надеясь, что
— Симпатичный, — повторила Саня свою оценку, — только на такие побрякушки я не падкая… да и у тебя он один-единственный…
— Память о прошлом, — усмехнулась Анька и подумала: "Знала б ты, девочка, о каком прошлом… Да и прошлое ли это?"
Но тут Александра, меняя русло беседы, возвратилась к её началу, вновь спросив:
— Значит, ты не одна приехала? Значит, этот увалень с сонными глазами с тобой? — в голосе девушки звучало легкое разочарование, но вместе с тем и надежда, что новая подруга опровергнет её догадку.
"От людей на деревне не скроешься… — задумчиво процитировала Анька подхваченную в каком-то из миров песенку из давно забытого фильма. — Всего-то с Пашей и засветились дважды за сутки, а народ уже всё знает… и даже напраслину возвел, глаза у него вовсе не сонные…"
Но, что бы не разочаровывать Александру и поддержать едва начавшееся знакомство, Анька махнула небрежно рукой:
— Со мной, при мне, возле меня… ты чувствуешь разницу?
И едва не поперхнулась глотком коньяка, так откровенно, простодушно и беззастенчиво просияла девушка, узнав от Аньки о роли её спутника. И тут же, стараясь не разочаровать новую подружку, а вместе с тем и похвастаться своей малой родиной, Саня повторилась:
— Да уж, с чем-чем, а с аномалиями у нас все в порядке…
Девушка подхватила из рук буфетчика бокал с коктейлем, вытянулась, почти легла на стойку, приближаясь к Аньке, и, сделав таинственные глаза, громко зашептала, стараясь одновременно перебить музыку и сохранить впечатление передаваемой тайны:
— Здесь же, всего полсотни километров, когда-то был лагерь "Белый ключ", про него даже в журнале "Наука и жизнь" писали пару лет назад… там какие-то эксперименты с ускорителем делали и — то ли время прорвали, то ли пространство искривили, но видели и слышали там такое…
Саня отстранилась, в один глоток ополовинила свой бокал и вновь приблизила к Аньке большие сине-зеленые глаза, сияющие восторженно-таинственным, чуть пьяным и разгоряченным блеском:
— А потом, уже после тех опытов, там люди исчезали. Иногда наши, иногда приезжие. И появлялись некоторые… чужие. Говорят, это всякие странники, заплутавшие во времени, шляются, свое место ищут… или вот еще…
В этот момент упругая, пронизывающая мозг до последней клеточки музыка смолкла, будто обрубленная резким заключительным гитарным аккордом, и в неожиданной тишине огромного помещения "белым шумом" зазвучали многочисленные голоса одобрения, восхищения, ободрения в адрес музыкантов. Саня, так же, как все собравшиеся, повернулась к высокой платформе в этот миг ярко освещенной лучами
— Молодцы, хоть и мальчики, — сказала она, возвращаясь на место. — Они сами из соседнего городка, всего двести верст от нас, а вот теперь редко когда дома бывают, их везде приглашают, но как только домой, так сразу и к нам обязательно заглядывают, дня три, а то и недельку на танцах играют…
"Ладно, — тут же, без перехода, добавила Саня. — Про аномалку надо не здесь рассказывать, тут же и музыка не та, да и свет яркий… а вот в темной комнате, при свечах, когда тихо-тихо и нет никого, ну, кроме там двух-трех девчонок… вот тогда и можно всякие истории закатить…"
Александра допила коктейль и повернулась к темно-синему буфетчику, встретилась с ним взглядом, огорченно вздохнула, поняв, что тот не нальет ей очередную порцию, пока девушка хотя бы слегка не протрезвеет.
Невыносимо тяжелые, низкие и гулкие звуки бас-гитары покрыли помещение цеха продолжительный, нервным пассажем, заглушая голоса людей, легкий звон бокалов, шарканье множества ног. Анька, чуть прищурившись на заметавшиеся по залу разноцветные колкие лучи сценических прожекторов, вслушивалась в странные, вовсе не подходящие для этой страны, этого городка слова песни, вырывающиеся из глубин мелодии, будто всплывающий после погружения ныряльщик, ищущий глоток воздуха.
"… Послушай ветер свистит атональный мотив, Ветер назойлив, ветер игрив — Он целует меня, он кусает меня, А тем, кто сам, добровольно, падает а Ад, Добрые ангелы не причинят Никакого вреда никогда…"А Саня, обрадованная вниманию к себе от нового человека, едва ли не взахлеб, перебивая сама себя и звучащую музыку, выливала Аньке иной раз вовсе лишние подробности из личной и городской жизни, каких-то случаев на работе, отношений с подругами и другими людьми…
Оказалось, в городке спокойно относятся к таким, как она и её подруги, ну, если, конечно, они не выпячивают свою любовь друг к другу, а так ведь все девчонки частенько ходят в обнимку, да и целуются, кто в щечку, кто и в губки почти всегда при встречах и расставаниях, но не все же они любят друг друга, как это делает Александра… И вот еще Надька добивает своей нелепой ревностью, хотя Саня никаких поводов не давала, даже наоборот, ни с кем и ничего, а с той же Надькой у нее вообще никогда не было, она сама вообразила невесть что, теперь канючит при встречах про какую-то любовь, страдания… А чего страдать? Пока молодые, надо жить и наслаждаться, ну, и пусть без мальчиков, можно же и без них получать море удовольствия, будто бы только в них, самцах с отростком и скрыто счастье жизни… А девчонки нежнее, понятливее. Да и вообще, в хозяйстве с ними легче, никаких разговоров о том, кто будет суп варить или котлеты жарить…