Испытание. По зову сердца
Шрифт:
— Штаб! — Он козырнул Вере, сел в кабину и гулко захлопнул дверцу.
Машина дернулась, побуксовала немного, выбрасывая из-под колес комья мокрого снега, и пошла по дороге.
Вера осталась одна в незнакомой деревне. Ноги от неудобного сидения в машине одеревенели и плохо повиновались, особенно правая: после ранения она была чувствительна к холоду. Вера поставила свой чемоданчик и вещевой мешок наземь и, опираясь рукою на израненный осколками телеграфный столб, стала растирать занывшую ногу. Невдалеке показались
— Вера?.. Вера Яковлевна!.. Жива, чертенок?! — крикнул он, схватил обеими руками ее руку и заглянул в глаза. — Молодец, Вера!..
— Спасибо, Костя, тебе за все!.. — сказала Вера. — Если бы не ты...
— Ну-ну, что ты... — растерялся Костя, увидев слезы, блеснувшие в ее глазах. — Да это бы сделал каждый из нас!.. — Он вдруг вытянулся в струнку и перешел на торжественный тон: — А теперь, товарищ Железнова, разрешите вас поздравить...
— С чем, Костя? — удивилась Вера.
— С награждением вас орденом Красного Знамени!
И он подмигнул подошедшему товарищу.
— И я вас поздравляю!.. — Незнакомый низкорослый летчик протянул Вере руку.
— Спасибо!.. Спасибо!.. — только и могла выговорить Вера, взволнованная неожиданной радостью.
— Идем, — Костя нагнулся к чемодану, — мы проводим тебя до дома, где живут девушки.
Его приятель закинул за плечи Верин мешок. Они все вместе пошли по дороге и за разговорами не заметили, как дошли до избы, угол которой был разворочен снарядом.
— Вот и квартира наших девушек! — остановился возле крыльца Костин приятель.
На дверях висел замок. Костя вскочил на завалинку и посмотрел в окно. В избе никого не было.
— Придется подождать! — сказал Костин приятель, с любопытством поглядывая на Веру.
Она ему понравилась.
Привлекательная внешность сочеталась в ней со скромностью и естественностью поведения, что так свойственно чисто русской красоте. Особенно мил был ему ее глубокий и задумчивый взгляд.
Однако, как ни приятно было постоять здесь с этой девушкой, надо было спешить на аэродром.
— Ну, Вера Яковлевна, мне пора, — сказал он. — От избытка чувств Костя нас с вами не познакомил... Разрешите хоть на прощание представиться — Вихров.
— Летчик-сорвиголова! — добавил Костя.
Косте хотелось задержаться, но возникшее вдруг чувство неловкости заставило его тоже попрощаться.
Вихров понял его состояние. Он улыбнулся и шутливо стукнул его по руке.
— Ты хочешь оставить Веру Яковлевну одну? — спросил он. — Нехорошо, Костя! Невежливо! Если бы не служба, то я бы остался. — И,
— И правда, Костя, куда спешишь? — неожиданно для нее самой вырвалось у Веры.
Костя послушно опустился на ступеньку крыльца, откинул полу своей кожанки и пригласил Веру сесть.
Вера отодвинула кожанку и села рядом.
— Застегнись, Костя, холодно! — Она повернулась к нему, чтобы запахнуть полы его пальто, и увидела на его гимнастерке сверкающий эмалью и золотом орден Красного Знамени. И она в свою очередь поздравила Костю.
Разговор не клеился.
— Ну, как вы здесь жили? — спросила Вера.
— Все так же, как и при тебе, — неестественным и каким-то бесцветным голосом ответил Костя. Он сам не понимал, что с ним происходит: присутствие Веры почему-то сейчас стесняло его, и он, досадуя на себя, не находил нужных слов для разговора.
Они снова помолчали.
— Может быть, попытаемся открыть избу? Зачем тебе на улице мерзнуть? — предложил Костя.
Вера кивнула головой.
— Только как мы откроем? — спросила она.
Костя почувствовал облегчение оттого, что можно прервать затянувшееся молчание.
Он спрыгнул с крыльца и стал искать вокруг что-нибудь подходящее для взлома.
Он нашел кусок проволоки и принялся ковырять им в замке.
Вскоре ржавый замок заскрежетал в его сильных руках, и дужка отскочила.
— Милости просим! — Костя распахнул перед Верой дверь и внес в избу ее вещи.
В избе было тепло.
Вера почувствовала себя дома.
Она сбросила с плеч шинель, повесила ее на большущий гвоздь, поправила перед осколком зеркала волосы, села за стол и стала машинально разглаживать рукой скатерть.
— Небось скучала в госпитале без нас? — уселся против Веры за стол Костя. Спросил и вдруг сам покраснел, почувствовав в своих словах некоторую двусмысленность. — То есть по полку, — поправился он.
— Скучала... — ответила Вера, по-прежнему водя рукой по скатерти. — Больше всех по тебе... — Это вырвалось у нее неожиданно, и она тут же решила поправиться:
— Переживала за тогдашний прилет ко мне.
Костя схватил ее руки.
— Скучала?.. Не может быть! — воскликнул он. — Не может быть!..
— Почему же? — Вера подняла на него свои большие карие глаза.
— Потому что я шальной какой-то. Все мне это говорят.
— Тогда, в лесу, я узнала, какой ты!.. Ты, Костя, не шальной, ты...
Ее рукам стало больно, так сильно Костя сжал их, и Вера с трудом их высвободила.
— Вера!.. Вера!.. — повторял Костя, потому что других слов у него не находилось.
— Ты бесстрашный, самоотверженный... Ты настоящий товарищ... В госпитале я много думала о тебе и волновалась за тебя... — Вера почувствовала, что краснеет, поднялась с места и стала к окну спиной к Косте.