Истребители. Трилогия
Шрифт:
Гимнастерка была мокрой от пота, проведя рукой по волосам, я одел обратно шлемофон и помахал «чайкам», что делали очередной круг над нами.
– Товарищ политрук, к ужину опоздаем, – подергав особиста за рукав, сказал я.
– Сейчас нужно раненых вытащить.
– А зачем? Царица полей пехом идет, техники у них я не вижу. Лучше к нам, там хоть Лютикова.
– Думаю что ты прав. Подожди, – быстро сказал он и направился к майору, что командовал бойцами, которые взяли нас в «плен».
«Чайки» сделав последний круг, улетели к себе.
– Взлетаем, –
К моему удивлению погранцы тоже заняли свои места, видимо не желая бросать своих.
Взлет прошел нормально. Сделав круг натужно ревущими моторами, мы направились к себе.
На аэродроме были в шоке, когда на их полосу нагло приземлился немецкий «юнкерс». «Чайки» только сели и персонал еще ничего не знал, так что к нам они бежали вооруженные чем попало. Один даже с поршнем в руке.
Поэтому, какое же было охренение у народа, когда у остановившегося транспортника открылась дверца, и оттуда выпрыгнул особист одного из полков, которого все знали очень хорошо.
После того как «юнкерс» замер и моторы заглохли, я просидел в кресле еще минут пять отходя от того дикого напряжения, что было у меня за все время полета. Вздохнув, я провел рукой по лицу вверх, сдирая заодно наушники. Повесив их на штурвал, я отстегнул ремни и со старческим кряхтением встал. Последние пассажиры уже покинули салон, так что кроме пятен крови, пары мешков, что были использованы вместо подушек для раненых, и немецкого летчика забитого в угол, которого так никто и не удосужился выкинуть, в салоне никого не было.
Посмотрев на маленькую желтую кобуру на поясе летчика, чуть хмыкнув быстро содрал ее и сунул в карман галифе, после чего подхватив один из маленьких мешков, с отчетлив шуршащей внутри бумагой, да и вес указывал что там именно бумага, вышел на свежий воздух. В это время как раз отъезжали две полуторки куда погрузили раненых, и мое появление было не замечено.
– Да ты весь мокрый, – сказал сидящий под крылом Степанов. Вокруг бурлил народ, так что я не очень четко разобрал слова, но смысл понял.
– Товарищ старший сержант, а как?.. Расскажите откуда это? – развел руками один из бойцов БАО, в звании сержанта. Насколько я помню он был оружейником в нашем полку.
– Рассказать? Ну слушайте, – сказал я закинув мешок обратно в салон самолета, вдруг там что важное.
Понемногу к нам стали подходить люди, прислушиваясь ко мне. Особист сразу скрылся с глаз с командованием полка, так что отвечать, то есть отдувать пришлось мне. По бледному виду Степанов было понятно, что многого он не расскажет, так что однополчане уцепились за меня.
– Значит так. Вылетели мы на бомбежку. Отбомбились нормально, мосту конец пришел, а тут раз, и двадцать мессеров. Степанов кричит: «Со стороны еще тридцать заходят!». Но я же истребитель, хоть и на бомбовозе. Поэтому развернулся и атаковал их. Первого сбил, второго. На вираж, еще сразу четверых. В общем, всех сбили, но один летит. Я подлетаю, на гашетку нажимаю, пулеметы молчат. Патроны кончились. Тогда я его крылом БАЦ по хвосту.
– И что? – спросил один из «черных
– Хвост в щепки, но летит зараза. Тогда я пропеллером левого мотора, по крылу…
– Иии? – спросил все тот же. Среди толпы слышались смешки.
– Крыла как не бывало, но летит… – развел я руками.
– Тогда я крылом по фюзеляжу…
– Ну и-и-и?
– Фюзеляж в дребезги, немец на моторе сидит как-то управляет, но летит.
В толпе слышн откровенный смех. Кто-то отчетливо сказал:
– Во заливает. Ну комик, ему бы в артисты.
– Тогда Степанов говорит: «Командир прижмись к нему, я сейчас!». Ну я крыло подвел к немцу. Смотрю, Степанов вылез наружу и с сапогом в руке по крылу к немцу ползет. Подполз, бац ему сапогом по голове, ну тот вместе с мотором в пикировании и в землю врезался. Вот так вот храбростью и находчивостью сержанта Степанова и был сбит пятидесятый мессер. Ну, а пока мы гнали последнего немца, оказалось, что забрались далеко в тыл к немцам, только хотели было развернуться. Как тут мессеры налетели… э-э-э м-м-м? – завис я на миг.
– Сто? Двести? – кто-то спросил.
– Двести? Чего врать-то? Сто пятьдесят было. Окружили они нас. Ну, я думаю все будем принимать последний бой, только собрался броситься на таран, как горючее кончилось, и мы в пике и врезались в землю.
– Разбились? Насмерть?
– Нее. В болото упали. Вылезли, а куда идти?
– И куда?
– Тут мы вспомнили, что рядом есть немецкий аэродром, и мы туда. Прибегаем, немцев на нем видимо не видимо. Ну, я роту охраны схватил левой рукой, правой колочу им по мордасам. А сам кричу экипажу. «Захватываете самолет, а то улетит сейчас!». Смотрю, а тот действительно на взлет пошел, тут наши подбегают и за хвост его держат. Ну я с охраной разобрался, стволы у пулеметов и пушек в узел завязал, и побежал на помощь. В общем выкинули мы немцев из самолета и домой полетели.
– А пограничники?
– А-а-а, э-э-э??.. А!!! Так летим мы значит, смотрю внизу наши идут, и рукой машут, подвези мол, ну, а мы что? Не русские что ли? Подобрали, и вот здесь. Кстати, а ужин был уже?
– Был-был. Если поторопишься то успеешь, столовая собирается и на машины. Передислоцируемся мы.
– Ну, я побежал тогда, – и я действительно побежал.
Забежав в санчасть, я подхватил свой сидор, сунул в него очки, и закинув на плечо, отмахавшись от соседей по палате, тоже собиравшихся, побежал в столовую.
– Теть Вер, как насчет поесть?
– Ой, матушки. Суворов! Ты же с вылета не вернулся, говорили вас немцы сбили, – всплеснула повариха в столовой.
– Сбили-сбили. Так как на счет поесть?
– Только холодное оста…
– Да мне пойдет. Там еще особист и сержант Степанов не кормленные, – сказал я засуетившимся работникам общепита.
Мне наложили холодных пельменей, которые я стал с урчанием поедать. Минут через семь пришел Степанов и присоединился ко мне. Никифорова не было, но я видел что одна из официанток унесла куда-то судок.