Иван Болотников Кн.2

Замыслов Валерий Александрович

Болотников разделил войско на две половины: одну оставил в Калуге, другую под началом Юшки Беззубцева, послал к московской дороге, наказал:

— Зайдешь Шуйскому со спины и выступишь, когда тот пойдет к Калуге. И чтоб скрытно, Юрий Данилыч!

Дмитрий Шуйский подступил к Калуге и… удивился: Болотников не сел в оборону, а вышел встречу. А тут и Юшка Беззубцев ударил в спину царского войска. Дворяне дрогнули, заметались и побежали. Болотников преследовал дворян до Серпухова. Разгром был полный. Дмитрий Шуйский едва спасся. «Легло до 14 000 людей Шуйского. Это вызвало великое смятение и тревогу в Москве».

Царь Василий смятенно сновал по дворцу, клял брата, воевод и напуганно

думал об Ивашке: века Русь стоит, но такого ушлого Вора еще не видела. Как бы вновь к Москве не подвалил.

Велел идти на Вора князю Даниле Мезецкому, что стоял с ратью под Алексином. Но и Мезецкий был разбит. И тогда «царь Василий послал за ворами под Калугу бояр и воевод на три полки: в Большом полку бояре Иван Иванович Шуйский да Иван Никитич Романов, в Передовом полку боярин князь Иван Васильевич Голицын да князь Данило Иванович Мезецкий, а в Сторожевом полку окольничей Василий Петрович Морозов да боярин Михайло Олександрович Нагой. У наряда Яков Васильев сын Зюзин да Дмитрей Пушечников».

Новая рать шла на Калугу с оглядкой. Во все стороны, опасаясь внезапных ударов Болотникова, были посланы конные разъезды.

Иван Шуйский подошел к Калуге и ахнул: над Окой высился новый крепкий острог. И когда только успел Вор?! Зимой, в морозы! Досуж. И крепость поставил, и рати поколотил. Ловок, Ивашка!

Лазутчики донесли: вдоль всего частокола вырыты два глубоких и широких рва — наружный и внутренний — тын надежно укреплен землей.

— В две недели! — воскликнул Михайла Нагой. — Знать, нечистая сила Вору помогает.

Скопин-Шуйский, изведав на Москве о калужском остроге, еще раз укрепился в мыслях, что Иван Болотников — искуснейший полководец. И вновь пожалел, что Болотников не друг, а ярый враг, поднявший на царя и бояр народ.

В святки полки Ивана Шуйского приступили к осаде. Полезли было на стены, но Болотников дал такой сокрушительный отпор, что у воевод отпала всякая охота брать острог штурмом. Обложили Калугу пушками, но и наряд не принес большой пользы.

Через неделю Михайла Нагой, тот самый Нагой, что был разбит Болотниковым под Кромами, послал своих людей по селам за девками. Иван Шуйский, убедившись, что Калугу ему быстро не осилить и что сидеть ему под крепостью не одну неделю, ударился в гульбу. Воеводы «только и делали, что стреляли без нужды, распутничали, пили и гуляли». Болотниковцы же «каждодневными вылазками причиняли московитам большой вред; да и почти не проходило дня, чтобы не полегло сорок или пятьдесят московитов, тогда как осажденные теряли одного».

Вылазки Болотникова не прекращались весь месяц. Иван Шуйский нес значительный урон, войско его таяло. В Москву поскакали гонцы за подмогой. Царь взбеленился:

— Ну сколь же можно из меня полки доить? Аль не ведает Ванька, что у меня ни казны, ни ратников. Аль у него малое войско? Почитай, шестьдесят тыщ! Чего топчется, чего Ивашку не побьет? Не будет ему боле ни ратника!

Кричал, стучал посохом, исходил гневом, а когда поостыл, собрал на совет бояр.

Дума была шумной и долгой, чуть ли не два дня безвылазно думали. В Москве находились последние царские полки. Послать их на Калугу и оставить Москву без войска — зело опасно! Близ Престольной десятки воровских городов. А что как соберут рать да на Москву двинут? Опасно!.. Но и Вора боле терпеть нельзя. Покуда жив на Руси Болотников, смуту не остановить, так и не стихнет в державе великая замятия. На Москве чернь вновь голову поднимает. Только и слышишь: Калуга, Калуга! К Калуге же стекаются новые воровские рати, везут оружие, порох и кормовые припасы. Промешкаешь месяц-другой и тогда Болотников наберет такую великую силу, что никакой казны и ратников

на него уже не хватит. Нет, мешкать нельзя, надо, хоть и опасно, высылать на Вора последние полки. Надо!

Царь указал, а бояре приговорили: идти к Калуге новому войску под началом Михайлы Скопина и Федора Мстиславского. С войском царь «послал наряд большой и огненные пушки».

Прежде чем отправиться в поход, Михайла Скопин пришел к царю.

— Дозволь мне, государь, не стоять под рукой дяди Ивана Иваныча. Хочу по-своему с Вором сражаться. Укажи мне особо под Калугой стоять.

Василий Иванович призадумался: старший брат спесив и обидчив, не по нраву ему придется самостоятельное войско племянника. Как бы не заартачился, как бы грызню с Мишкой не учинил? И все же просьбе Скопина внял: нельзя даровитому воеводе под рукой Ивана Шуйского стоять.

Упреждая гнев брата, выслал к нему гонца с особой грамотой. Иван Иванович встретил Скопина прохладно: ни из воеводской избы не вышел, ни обычного доброго здоровья не пожелал, ни чарку вина не поднес. Лишь ехидно молвил:

— Уж коль такой умник, где хошь и вставай со своим войском. Чего тебе советовать, коль нас бог умишком не сподобил.

Дав передохнуть войску, Скопин через два дня кинул полки на приступ Калуги. Штурм продолжался до самой ночи, но взять крепость так и не удалось. Не принесли успеха и другие дни. Болотниковцы оборонялись стойко и умело. Скопин как можно ближе подтянул к острогу наряд. Загремели стенобитные пушки, полетели через тын на деревянный город огненные ядра. Крепость окуталась дымом, кое-где запылала. Но стены выдержали, пожарища укрощались ратниками и калужанами. Город встал от мала до велика, огонь тушили и дети, и подростки, и старики.

С острога били по царскому наряду пушки Терентия Рязанца. Били метко, разяще. Среди пушкарей находился Болотников: пропахший порохом, закопченный дымом, давал пушкарям дельные советы; иногда сам становился к орудию, наводил жерло, подносил фитиль к запальнику. При удачном выстреле довольно восклицал:

— Так палить, молодцы!

За неделю перестрелки Скопин потерял около двадцати пушек. Урон был настолько ощутим, что Скопин приказал оттянуть назад оставшиеся орудия. Раздосадованно подумал: у Болотникова отменный начальник наряда. Пушкари смелы и искусны.

Осада затягивалась. Болотников не прекращал свои вылазки, напротив, с приходом под Калугу Скопина, стал действовать еще более дерзко, он не давал покоя царским полкам, наносил им большие потери, срывал ратные задумки воевод. Частые и быстрые вылазки Болотникова сеяли панику в дворянском войске.

Болотников не походил на осажденного, он, казалось, дразнил Скопина-Шуйского. У тебя, мол, и войско большое и наряд велик, но проку от этого мало. Не разбить тебе, Скопин, повольничью рать, не владеть Калугой.

«Надо что-то придумать, — отчаянно размышлял Скопин. — Плох тот стратиг, что новинки не применит».

И Михаил Скопин придумал!

Глава 2

Василиса, Мамон и Давыдка

Давыдка на Москве так и не появился. Мамон досадовал. Знать, не поверил Болотников Давыдке и показнил. Жаль! Не Давыдку. (Леший с ним!) Жаль, с Ивашкой не довелось свидеться.

Во время битвы царя с Болотниковым Мамон находился на стенах Москвы. Подле были посадчане: купцы, попы и монахи, ремесленники и гулящие люди. Речи велись разные: одни переживали за царскую рать, другие (их было куда больше) за Болотникова. Мамон слушал посадскую голь, брюзжал: и чего подлый народишко к Ивашке льнет. Побьет его Шуйский — и язык на замок.