«Из пламя и света» (с иллюстрациями)
Шрифт:
Пришла пора мальчику расстаться с Тарханами и жить в Москве; и отец с грустью думал о том, что это еще больше отдалит от него сына.
Приехав как-то летом в Тарханы, Юрий Петрович долго беседовал с сыном, гуляя по парку, и оба решили просить Елизавету Алексеевну отпустить Мишу перед отъездом в Москву хоть ненадолго к отцу.
Когда Мишель уехал с Юрием Петровичем, бабушка, горестно вздохнув, сказала Марии Акимовне, что исполняет эти просьбы Юрия Петровича с тяжелым чувством.
Мария Акимовна с укором посмотрела на
— Нельзя же, ma tante, совсем отнять сына у отца! По-моему, Миша каждый раз глубоко страдает, расставаясь с Юрием Петровичем.
— Ну, в этом деле, Машенька, ничего изменить нельзя, — решительно ответила Елизавета Алексеевна.
Миша вернулся от отца печальный и встревоженный. Он несколько дней молча о чем-то думал и, заложив руки за спину, как взрослый, медленно ходил по своей любимой аллее, под липами, которые уже сбрасывали желтый лист.
— Думает, все думает, — сказала Елизавета Алексеевна Марии Акимовне, глядя в окошко на внука. — Я надеюсь, Машенька, что авось повеселеет в Москве-то.
— Дай бог! — проговорила Мария Акимовна. — Жалею я, что мой Аким на целых три года моложе Мишеля, а то отправила бы его с вами тоже в Москву. Ну, что же делать, поскучаем пока здесь.
В одно погожее утро перед домом началось какое-то волнение. Христина Осиповна посмотрела из окна. Тархановские мужики валом валили в ворота. Кучер Матвей попробовал было остановить их.
— Куды прешь? Чего тут позабыли?
Мужики шли и шли… Наконец они сгрудились толпой у самого крыльца. И только когда вышла сама Елизавета Алексеевна и спросила, что им надобно, мужики, поснимав шапки, хором ответили:
— Барина молоденького, Михаила Юрьича поздравить пришли. Как он не будет здесь в день ангела своего, то мы, значит, загодя…
А Мишель уже прибежал из сада и остановился, не без смущения поглядывая на такую большую толпу поздравителей.
Но вдруг глаза его расширились от удивления: два старых деда вели под уздцы серого коня. Он был небольшого роста, но строен и, легко ступая, подошел к самому крыльцу, где стоял Мишенька, и остановился, поводя ушами и потряхивая серой короткой гривкой.
— Что это? — спросил Миша, не спуская с него глаз. — Чей это конь?
Дядя Макар отделился от толпы, кашлянул и громко сказал:
— Вашей милости ото всего мира, значит, на добрую память.
И загудели вокруг голоса, повторяя:
— Всем миром на добрую память!..
— Бабушка! — мог только прошептать Миша. — Что же это?! Это они мне? Сами!..
И, взобравшись на своего нового коня, к полному удовольствию тархановских мужиков, объехал весь широкий двор, промчался по дороге и вернулся к крыльцу, сияя от радости.
Весь дом знал, что вечером бабушка обыкновенно проверяет у себя счета; и потому она была очень удивлена, когда ее внук тихонько вошел вечером
— Ты что, Мишенька? — спросила она, не отрывая глаз от счетов. — Иль случилось что?
— Пожалуйста, бабушка, скажите, чтобы завтра Долгую рощу немножно порубили.
— Что такое? — переспросила бабушка, не веря своим ушам.
— Скажите, чтобы ее порубили, — повторил он решительно, — потому что нужно выстроить в деревне новые избы. Ведь не всю рощу вырубить, бабушка, а только чтобы на всех хватило.
— Ты здоров ли, Мишенька? Нет ли у тебя жару? — Бабушка приложила руку к его лбу.
Но он отодвинул голову от ее руки и твердо пояснил:
— Мне подарили коня мужики. Вы видели, какой конь? Это они сами купили, на свои деньги. А Ивашка мне говорил, что денег у них совсем мало, совсем! Как они их собрали, бабушка, вы не знаете?
— Не знаю, Мишенька. Раз собрали — значит были у них. Ты не всякому слуху верь. Они тебе наскажут! Есть у мужиков деньги.
— Нет, нету! И избы у них очень, очень плохие.
— Мишенька! — строго посмотрела на него бабушка. — Что ты говоришь? Кто это тебе наговаривает? Ивашка?
— Не Ивашка, бабушка, а я сам видел. Мы Долгую рощу не всю срубим. Право, не всю. Можно и оставить немножечко, ежели вам жалко. Но только чтобы всем хватило. Мы с вами всем подарим по новой избе. И чтоб на каждой избе наверху конек был деревянный — это им за моего серого коня. Хорошо, бабушка? Подарим?
— Ну, мой друг, — с гневом сказала бабушка, — ты меня в это дело не путай, я мужикам новых изб дарить не собираюсь.
И все-таки через несколько дней тархановские мужики были приятно поражены: ранним утром из соседней деревни явились с подводами плотники, а на подводах везли они лес.
Застучали по Тарханам топоры, завизжали пилы, а к зиме крестьянские семьи перебрались вместе с нехитрым своим скарбом в новые избы.
На каждой избе красовался деревянный конек, и, поглядывая на него, говорили тархановские мужики, что вот вырастет их Михаил Юрьевич — всех удивит. Скрутит он тогда, бог даст, и Мосолова, который у своих мужиков кровь сосет. Покажет он всем, как надо по правде, по-божески жить!
ГЛАВА 26
Осенью 1827 года начали готовиться в путь. В последнюю ночь перед отъездом налетел первый осенний бурелом. С раннего утра тархановские крестьяне были отправлены в господский парк — убирать сломанные бурей деревья.
По обочинам дороги на утреннем солнце еще не оттаял хрупкий ледок. Были так прозрачны осенние холодные краски, так тихо поднимались в вышину оголенные ветки осинок, лип и берез, что Миша не мог удержаться от желания еще раз — в последний, в самый последний раз! — обежать все любимые и даже нелюбимые дорожки.