Из собрания детективов «Радуги». Том 2
Шрифт:
— Осторожнее с выводами, детка. Агент Ривьера нашел один из возможных мотивов преступления. По мне, так это типичное преступление на почве секса. Во всяком случае, секс тут сыграл немаловажную роль…
— Но кто первым заговорил о преступлении на сексуальной почве? — чуть не задохнулся от гнева Лелло. — Сам подумай: полиция разыскивает проститутку.
— А возможно, и не проститутку, — возразил Ботта.
— Ну неважно — блондинку, внешний вид которой свидетель описал с завидной точностью. Но кто этот свидетель? Баукьеро. То есть человек, который мог, во-первых, сам совершить преступление,
— Мак-Ривьера, вы неплохо поработали. Федеральное бюро расследований гордится вами.
Фольято снова обнажила в радостной улыбке золотой зуб.
— Вот только здесь, в муниципальном управлении, Баукьеро никто не видел, — неумолимо продолжал Ботта.
Тут Лелло не выдержал:
— Откуда ты знаешь? Не станет же он ходить по всем бюро и представляться: «Разрешите познакомиться, Баукьеро!»
Синьора Ботта в четвертый раз засмеялась, но смех ее сразу оборвался. Наступила тишина. Лелло и Ботта старались не смотреть друг на друга.
— В сущности, чтобы выяснить, кто прав, нужно лишь спросить у Триберти, — тактично вмешалась синьорина Фольято.
— Это я и собирался сделать, — сухо сказал Лелло.
— Когда ты вытащишь паука из укрытия, покажи его нам, договорились?… А, наконец-то! Что ты нам сегодня предложишь, Данте Алигьери?! — воскликнул Ботта.
Официант положил перед Лелло счет и протянул Ботте меню, в котором вот уже три года подряд перечислялись мелким неразборчивым шрифтом одни и те же блюда.
— Словом, теперь, когда вы знаете все, комиссар, скажите, кто из нас прав.
— Думаю, что вы, синьора. Из известных вам фактов невозможно с точностью установить, говорил ли Гарроне «Баастн» и был ли он знатоком вин и сыров.
После обильной еды он чувствовал блаженную истому, и сейчас, сидя в большущем кресле («Комиссар, признайтесь, на террасе можно умереть от жары, пересядьте в это кресло!»), он сам удивился нелепости своего галантного ответа.
Что он только мелет?! Что делает в этом доме с двумя чужими людьми? Что с ним случилось?
— Спасибо! Спасибо! — заверещала Анна Карла. — Вы ангел, я вам обязана жизнью. Знаете, что я придумала. Отныне всякий раз, когда Массимо начнет понапрасну меня обвинять, мы придем к вам, и вы нас рассудите. Да, вы будете нашим беспристрастным судьей, согласны?
Судьей!… В их абсурдной игре, напоминающей пинг-понг, он, похоже, станет целлулоидным шариком. Бостон… сыры… Как его угораздило взобраться наверх, будто по каким-то странным ветвям? Внизу остался труп с проломленным черепом, плачущая мать убитого, его увядшая сестра. А куда подевались Де Пальма и Лопрести? И хмурый префект? Весь остальной мир? Бесплотные тени, крохотные призраки, которых отбросили на космические расстояния все эти Фарабино, Саленго, Парелла, Монно, Бона, Воллеро, дядюшка Эммануэле и бесконечное множество
Сантамария совсем растерялся, у него вдруг закружилась голова.
Они меня опоили. Заманили сюда и отравили, ведь они убийцы, мелькнула у него мысль. Сейчас ударят по затылку и…
— Вам нездоровится? — встревоженно спросил Массимо. — Если хотите полежать и отдохнуть, не стесняйтесь.
— Нет-нет, благодарю вас. Просто немного болит голова.
— Еще чашечку кофе? — предложила Анна Карла.
— Кофе — это было бы очень кстати. Спасибо. Во всем виновата жара.
В самом деле, видно, жара да выдержанное вино сыграли с ним злую шутку. Но скорее всего, пытаясь выведать побольше у этих двоих, он стал жертвой собственной хитрости. Выпустил джинна из бутылки, и обретшие невероятную силу Саленго, Бонетто, Фарабино, Парелла внезапно размножились и совершенно его подавили. Откуда родилась легенда, будто туринцы мрачны и неразговорчивы?
— Нет-нет, спасибо, кофе достаточно теплый, — машинально поблагодарил он.
Потом выпил кофе, закурил сигарету. Туман перед глазами рассеялся. Конечно, не исключено, что синьора Дозио и синьор Кампи, сговорившись, одурманили его. Но не наркотиком, а фривольной, светской на первый взгляд, но в действительности заранее продуманной, чтобы сбить человека с толку, болтовней.
— Не принять ли вам, комиссар, таблетку аспирина?
Синьора Дозио смотрела на него с искренним, сердечным участием.
— Спасибо, боль уже почти прошла.
Нет, они не думали сговариваться и заманивать его в ловушку. Если они его и одурманили, то нечаянно, без всякого умысла.
Он с облегчением вздохнул и одарил обоих широкой улыбкой. Нет, светское общество не меняется.
— Боюсь, я вас вконец утомил, — сказал он.
Анна Карла нахмурилась.
— Но мы вам хоть принесли какую-то пользу? В сущности, мы рассказали все, что знали, однако…
— Нет-нет, уверяю вас, вы были мне очень полезны!
В действительности он знал сейчас не больше, чем прежде. Анна Карла подтвердила все, что вчера рассказал ему Кампи. Архитектор Гарроне был для них условным образцом для сравнения, а представление о нем сложилось у обоих постепенно, по редким, случайным встречам. Анна Карла тоже упомянула о приватном театре, о городской гнили, о Монно, о Фарабино, о Бонетто… Но конкретных фактов в ее рассказе почти не было.
Оба не сумели даже вспомнить, когда именно Гарроне «впервые вошел в их жизнь». По словам Кампи, это произошло три-четыре года назад на нелепейшей выставке туризма и живописи (стало быть, синьор Кампи не всегда избегал повседневной реальности), куда он заглянул, чтобы не упустить нашумевший «фильм ужасов».
— Сами понимаете, такие вещи нельзя не посмотреть. В них бьется сердце города, — пояснил Кампи.
Он был прав. И Сантамария, признав это, сразу приободрился: в сущности, случай был не слишком сложным. Ядро старого, провинциального Турина устояло благодаря неизменным ритуалам, строгой иерархии, в которой все эти Гарроне, Фарабино, Кампи, американист Бонетто, синьора Табуссо и супруги Дозио занимали свое строго определенное место. Но все ли они были картами из одной колоды?
В этом у Сантамарии полной уверенности не было.