Избранное. Том 2
Шрифт:
— Угощайся, сынок, не стесняйся, попробуй, какие дары приносит наша бахча, — сказал старик, усаживаясь рядом с ним. А быстрая Чолпан уже внесла кумган с водой и полотенце.
— Руки сполоснешь, сынок?
— Спасибо…
Первый раз в жизни ему на руки лила воду девушка. И джигиту казалось, что чистая вода, которую лила на руки Чолпан, проникает в его кровь и разносится по всему телу, достигая сердца. Уже и вода в кумгане кончилась, а он, не замечая этого, все не убирал рук. «Наверно, хватит», — сдерживая смех, осторожно кашлянула девушка. И лишь тогда пришел в себя парень и, взяв полотенце, смущенно исподлобья
Джигит вновь уселся на свое место. А девушка вышла и скоро вернулась с медным чайником в одной руке и с подносом в другой. Она разлила чай в пиалы и, протянув их деду и гостю, снова склонилась в поклоне:
— Кушайте, пожалуйста, — и снова вышла из беседки. Когда она наклонилась, подавая пиалу, джигит вдруг уловил исходящий от нее чуть слышный запах. Нет, это был даже не запах, это было дыхание нежного юного тела девушки, только вчера неожиданно превратившейся из неуклюжего подростка в прекрасное трепетное создание, от одного присутствия которого джигитов бросает в жар. Юноша почувствовал, как закипела его кровь, как задрожали руки, принимавшие из ее рук пиалу…
— Ну что ж, сынок, ты пока тут без меня посиди, угощайся, не стесняйся, — сказал старик, поглядев на замолчавшего и притихшего джигита, — а я тем временем совершу вечерний намаз.
Гость остался один. Он сидел в растерянности, словно не зная, за что приняться сначала. Потом рука его машинально протянулась к подносу, и он взял вареный початок кукурузы. Но джигиту было не до еды — перед взором его все еще стояла девушка, она улыбалась ему, играя косою, и огромные черные очи ее смотрели, казалось, призывно. В надежде снова встретить ее взгляд парень не спускал глаз с дверей беседки…
Решетчатые стенки, обвитые шершавыми стеблями тыквы, вздрогнули и снова замерли. Может быть, это вольный ветерок шаловливым порывом мимолетно всколыхнул их, смеясь над взволнованным джигитом?.. А может, Чолпан, спрятавшись за густо увитой решеткой, тихо наблюдает за ним? Девушки любят тайком подсматривать за парнями. И в окошко подсматривают, и в двери и, укрывшись за деревцем, могут смеяться над тобой… Да что там дерево, за стеблями вьюна они могут укрыться так, что не заметишь. Может, и вправду стоит сейчас Чолпан за стенкой беседки и оценивающе изучает джигита?..
— О коне не беспокойся, сынок, — сказал, неожиданно входя, старик Нусрат, — я дал ему арбузных корок. Мелко нарезал и перемешал их с отрубями. От арбузных корок — знаешь ли ты это? — шерсть коня становится такой гладкой и блестящей… Что же ты ничего даже не тронул на столе? Так не годится, запомни, кайсар-джигит не должен быть таким стеснительным…
— Я решил подождать вас, вместе и поедим. — Молодому гостю пришлось солгать, чтобы не выдать правды — он, занятый сладкими мыслями и мечтами, просто не заметил, как промчалось время.
— Да, ты прав, сынок, одному и мне никогда кусок в горло не идет. — Нусрат принес с собой еще две свежие дыни самых лучших сортов и, разрезав их, предложил гостю. — Давай бери, сынок, таких сладких дынь, как у меня, ты нигде больше не попробуешь. Не думай, что я хвалюсь, так говорят люди.
Джигит подумал про себя: «Не оттого ли они так сладки, что их касались руки Чолпан?» Дыни действительно были необыкновенно нежны и ароматны. Молодой гость принялся усердно
…Старый Нусрат не всю жизнь работал кетменем. В молодости он обучался четыре или пять лет в Кульджинском медресе «Байтилла» и получил неплохое образование. Он хорошо знал основы шариата, религиозные догмы ислама, но больше всего его интересовала история родного народа. Он вложил много сил в дело создания народных школ в родном краю, был одним из организаторов движения за народное просвещение. Но его деятельность совсем не устраивала баев и мулл. Они много раз жаловались на Нусрата и его сподвижников властям и в конце концов добились того, что созданные Нусратом школы нового типа были объявлены «гнездом безбожия» и закрыты, а сам учитель отстранен от дела народного образования. Этим его беды не ограничились. Фанатики подожгли его дом, на Нусрата устраивались покушения. Он вынужден был покинуть свое селение Хасанюзи на том берегу Каша и перебраться на этот берег в Ават. Конечно, ему следовало бы уехать куда-нибудь подальше, но не смог он оставить свою любимую реку Каш и родные места. Он остался с единственной внучкой, и целью жизни стало теперь для него вырастить ее достойным человеком и сделать ее счастливой. Для этого и взял в рули кетмень. И с этих пор другом для него стало поле, радостью — река Каш, а счастьем — единственная внучка Чолпан…
— Ты, наверное, думаешь про себя: «Что же надо от меня этому старику?» — вдруг по-отцовски тепло сказал Нусрат, когда Чолпан, зайдя в очередной раз в беседку, не поднимая глаз, убрала посуду и поставила новый чайник со свежим чаем. — А я давно ждал случая встретиться с тобой и рад, что он, наконец, пришел…
Джигит удивленно посмотрел на старика.
— Но прежде чем сказать, что хотел, я намерен задать тебе один вопрос о тебе самом…
Джигит расправил плечи и вопросительно взглянул на старика, словно молчаливо согласился: «Спрашивайте…»
— Хорошо ли ты знаешь своих предков?
Джигит никак не ожидал этого вопроса. Старик сказал: «О тебе самом», — парень и думал, что его спросят, женат ли он или имеет ли невесту и еще что-нибудь вроде этого. Тут бы он ответил быстро. А старик задал ему вопрос, над которым он никогда не задумывался всерьез, но парень все же не растерялся и переспросил:
— Вы имеете в виду моего отца и деда, так?
— Да-да, и прадеда, и прапрадеда, всех своих предков, которых ты помнишь…
Джигит смог насчитать предков лишь до четвертого колена и замолк в некоторой растерянности, что ему вовсе не было свойственно, — он не ведал поражений ни в борьбе, ни в скачках, ни в словесных спорах. Но сейчас джигит чувствовал смущение, чего с ним давно уже не бывало. Он опустил голову, словно признавая, что этот старый и слабый человек победил его.
— Плохо, сынок, — недовольно покачал головой дед Нусрат, — мужчина должен уметь назвать своих предков по крайней мере до седьмого колена… Самое главное в жизни — знать, кто ты есть на этом свете, где твои корни. Если же ты не знаешь этого, то не знаешь прошлого своего племени, всего своего народа, а поэтому ты не будешь знать, ради кого и как нужно жить, — так и проведешь всю жизнь в темноте, как слепой!..
«Не будешь знать, ради кого нужно жить», — повторил про себя джигит, а потом нетерпеливо посмотрел на старика, словно просил: «Продолжай же».