Избранные произведения. Том 3
Шрифт:
Последние слова, не требующие расшифровки: вууд… — и вслед, как вздох: волл… Вудволл… стенолес.
Короткий грохот, вспышка боли в ушах, тихое шипение, щелчок включения, отдельные мысли: странно, где это я?… что за белиберда!… знакомая боль… кажется, это просто смена фаз… я слышал его мысли!…
А потом хлынувший поток чувств и мыслей освободил «я», потерявшееся в глубинах чужого сознания, и Шаламов осознал себя человеком.
Он сидел в кокон-кресле, запеленутый, как пилот перед прыжком курьерского когга. Не сразу вспомнилось, что он и в самом деле находится в рубке спасательной машины, мчащейся куда-то по его же приказу, который он отдал еще на Земле, в Хатанге, после того как увел подготовленный к рейсу когг. Вместе с памятью вернулась способность соображать и ощущать,
Ничего удивительного, подумал Шаламов мимолетно, я «отсутствовал» около часа, и за это время они меня вычислили. Непонятно только, почему медлят, не идут на перехват. Хотят понаблюдать издали? Это мне нравится, смотрите на здоровье, ребята, только не лезьте с объятиями…
Когг увеличил скорость, преодолел последние десятки миль до Геограда и нырнул в одно из его причальных окон, выходя на ребристый диск метро. И в этот момент шедший следом «пакмак», разделившись на пять аппаратов, с ходу выстрелил по машине Шаламова пятью лазерными трассами. Применялись мощные «хардсаны» с широким диапазоном излучаемой энергии, и когг Даниила лопнул, как гнилой орех, катапультируя «ядро» — кабину с седоком.
Приземлился он рядом с зеркально-прозрачным полем оранжерей, неподалеку от наклонного диска метро: купол Геограда был невидим, и казалось, будто на Луне есть воздух, хотя небо нависало черное, звездное, бездонное и бессолнечное; край земляного диска заливал этот ландшафт призрачным голубоватым светом.
Геоград- город лабораторий и оранжерей, жители его живут в основном по циркадному- суточному- ритму, и в момент появления спасателя город спал: шел третий час «ночи», по тротуарам гуляли ночные искусственные ветры да изредка появлялись автоматы, живущие своей жизнью. Кроме них, никто не видел странного сражения, внезапно развернувшегося у метро в слабом лунном притяжении (земное тяготение включалось только в жилых кварталах).
Десант с патрульного (как думал Шаламов) «пакмака» выброшен был тотчас же, как только кабина со спасателем внутри приземлилась на полосу ежевичного кустарника — десять человек в ЗСК, мохнатые, белые, издали похожие на ловких и стройных белых медведей. На крик Шаламова: «В чем дело?!» — они не ответили, и одно это уже должно было его насторожить, но жил он по другим законам и нормам, и поведение напавших не показалось ему необычным.
Он так и не понял, что им было нужно. Сначала десантники попытались поймать его сеткой-ловушкой из кремнийорганических нитей, не уступающих по прочности титаниту, однако две из них Шаламов разорвал, из остальных ускользнул, снова попытавшись добиться объяснений:
— Что вам надо? Я никому не причинил зла!
Ответом был залп парализаторов, двух — типа «Дерк», трех — типа «Морфей». Иглы впились Шаламову в спину и в голову, но кожу проколоть не смогли, только разъярили спасателя, начавшего терять самообладание. Он настиг двух «мохнатых» и, несмотря на то что скафандры были снабжены экзоскелетонами — усилителями мышечных усилий, уложил десантников с двух ударов. Если бы не скафандры, люди были бы убиты.
Тогда группа применила другое оружие- психотехнику внушения, основу которой составляли гипноиндукторы «василиск» и «Медуза Горгона». Настроенные на широкий спектр пси-излучения,они должны были во что бы то ни стало усыпить противника. Шаламов и уснул, то есть уснуло его человеческое «я», зато проснулся «черный человек»,почти не реагирующий на внешний пси-приказ. Оторопевшие десантники, не имевшие никакого отношения к погранслужбе, с ужасом увидели, как Шаламов за считаные секунды превратился в жуткого двухметрового монстра с головой-бугром, бесформенными руками и ногами.
Войти в метро Шаламову уже никто не помешал, а когда на помощь первым десантникам подбежали четверо с летавшего вверху каста управления, в помещении метро никого не оказалось. Шаламов ушел…
В комнате было темно, но собеседники хорошо знали друг друга и в освещении не нуждались, хотя второй из них- гость- втайне посмеивался над любовью хозяина к темноте и конспирации.
— Итак, он все-таки ушел,- неприятным голосом сказал хозяин.- Ушел, несмотря на подготовку группы и техническое оснащение. Надеюсь, следов вы не оставили? Там сейчас, наверное, сидит все кримподразделение Бояновой и кризисники погранслужбы.
— Надеюсь, что нет, уходить приходилось спешно, безопасность появилась слишком оперативно, но если бы ты видел, как он бежал!
— Далеко не уйдет,ищите.А как только найдете, снова применим тот же прием. Поймать или хотя бы остановить его не удастся, как я считаю, но поддержать раздражение можно, пусть думает, что на хвосте у него висят пограничники или безопасники. Он не просто псинеур, он псинеур-экзосенс, и когда-нибудь его злоба выплеснется наружу… это нам только на руку.
— А вам не страшно, советник? Для него наша психотехника внушения- что слону дробинка! Остановить его можно разве что мощным лазером или «универсалом», да и то я не уверен.
— Пусть об этом беспокоятся тревожные службы, когда-нибудь им придется заниматься иносумасшедшим… когда мы доведем его до безумия. Теперь о Железовском.Нет сомнений, он работает на безопасность и для нас представляет реальную угрозу. Аристарх талантливый математик и еще более талантливый эфаналитик, стоит ему взяться за нас…
— Один математик ничего не сделает, будь он даже семи пядей во лбу, как говорят на его родине. К тому же в любой момент мы можем его убрать, он — не Шаламов.
— Не переоценивайте свои силы, Сенешаль. Железовский интрасенс и может за себя постоять. Мы уже однажды пробовали его обломать- не вышло.
— Моя команда не участвовала в этом, а дилетантов я не держу, вы знаете. Если разрешены все приемы…
— Не все,еще рано, припугните его,если сможете,но не больше.Намекните, что мы знаем о его деятельности на ОБ, и предупредите, чтобы не очень старался.
— Это все?
— Все. — Хозяин дал понять, что аудиенция закончена, и гость молча встал.
Ландсберг все-таки сумел напроситься в гости, и теперь Бояновой приходилось прятать настроение, в котором преобладали недовольство и неуютное чувство несвободы. Отвечала Власта на доводы председателя СЭКОНа резче, чем обычно, хотя и старалась одергивать себя. Ландсберг почему-то стал внушать ей отрицательные чувства, и Боянова наконец задумалась над этим обстоятельством: интуиция пыталась что-то подсказать ей, но язык ее был пока непонятен.
Карина была дома, готовилась с инком к уроку по математике, пришлось знакомить ее с гостем и предупреждать,чтобы не мешала беседе. Последнее было нелишне, потому что Карина росла очень общительным ребенком и находила друзей везде. Врагов у нее не было вовсе, потому что, в отличие от матери, характер девочка имела на удивление мягкий, легкий и уступчивый.
— Ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца, — шутила по этому поводу сама Власта.
Домашний киб принес кофе с молоком и без, и Ландсберг сказал, продолжая начатый спор: