Изнанка
Шрифт:
– Ты только один не оставайся. Иди тогда в посёлок к Геннадию и Доктору. Они тебя примут. Не пропадёшь…
– Я разберусь, – жёстко отрезал Милавин.
– Ну да…
– Иван… Ты позаботься о моих, ладно? Похорони их, как надо. Морошке я этого не доверю.
– Да, конечно.
– Спасибо.
– О чём разговор…
Иван протянул ему руку, и Андрей пожал её.
– Спасибо тебе за то, что ты сделал. Мне очень жаль, что с твоими так вышло.
– Да… Мне тоже…
Когда они вернулись в комнату, Макс сидел на диване, подавшись корпусом вперёд и сцепив руки в замок, а
– Ну что? Пошептались? – усмехнулась она, небрежно бросая на пол увесистый томик Дюма, который листала. На полу уже лежало несколько книг.
– Да. Пора возвращаться, – ответил Иван.
– Давно пора.
– Что мне делать? – спросил Андрей.
– Ничего, – Морошка махнула рукой. – Постой в сторонке и не мешай. Мы с Ванюшей сами всё сделаем.
– Готов? – Иван сверху вниз взглянул на сына.
– Да… сейчас… – мальчик порывисто вскочил со своего места и подошёл к Милавину.
– Я видел, что ты сделал там около больницы. Ты помог моему отцу. Ты спас меня. Спас всех остальных, кого я держал здесь. Они уже вернулись на ту сторону. Пришли в себя. Так что, спасибо тебе. Спасибо и от меня, и от них, тех, кого ты даже не знаешь. От Юры, от Коли, от Ани и от Витьки. Большое спасибо!
Андрею не нашлось, что ответить, поэтому он просто кивнул.
– Ладно, хватит скорбь разводить, – вклинилась Морошка. – Давайте уже начинать. Долгие проводы – лишние слёзы.
Она первая уселась на диван. Иван кивнул Максу и тот пристроился рядом. Поводырь опустился на подушки последним.
– Закройте глаза и возьмитесь за руки, – распорядился он.
Макс и Морошка подчинились. Иван взял их за запястья, правой рукой – Невесту, левой – Макса.
Поводырь оглянулся на Милавина. Их взгляды встретились. Несколько секунд они просто молча смотрели друг на друга. Говорить было нечего.
– Прощай, – наконец хрипло прошептал Иван.
Горло Андрея сдавило спазмом, и он опять смог только кивнуть в ответ.
Иван шумно выдохнул и закрыл глаза. Пару мгновений ничего не происходило. А потом грудь Милавина вдруг разорвало острой холодной, как лёд, болью. Он захрипел, выгнулся дугой и упал на колени, в глазах потемнело. Исчезли диван, люди, что сидели на нём, даже комната. Исчез весь мир. Остался только огромный холодный лом, который пробил его насквозь и теперь ворочался в ране, ломая рёбра и разрывая внутренности. Андрей закричал, но не услышал собственного крика. Он рухнул лицом вперёд на пол, но удара уже не почувствовал…
Милавин пришёл в себя от мягкого прикосновения к щеке. Кто-то нежно погладил его раз, потом другой. Чудовищной, разрывающей на части боли уже не было. Единственное, что он чувствовал, это чьё-то нежное и тёплое движение на собственной коже. Было так хорошо, что не хотелось даже открывать глаза.
«Так вот каково это, когда душу отделяют от тела. Оказывается, чертовски больно», – подумал Андрей.
Следующее поглаживание вдруг тоже отозвалось болью, ему оцарапали щёку.
Милавин вздрогнул и открыл глаза. Прямо перед его лицом сидела Маруська и, чуть склонив голову на бок, игриво трогала его лапкой.
– Ну здравствуй,
Кошка склонила голову на другой бок и продолжила разглядывать его зелёными блюдцами глаз.
Милавин оттолкнулся руками от пола и сел. На диване никого не было. Он остался один. Не ощущалось никакого намёка на боль в груди – какое там! – исчезла даже накопившаяся за прошедшую неделю усталость. Андрей почувствовал себя прекрасно отдохнувшим и полным энергии. Он поднялся на ноги и тут же понял, что хромота его никуда не делась. Ну и чёрт с ней!
Милавин прошёл на кухню и открыл холодильник, кроме прочих продуктов там стоял надорванный пакет молока. Едва сделав пару глотков, Андрей тут же ощутил, как прибежавшая следом за ним кошка очень настырно трётся о его ноги, громко урча.
– Да уж, извини.
Милавин огляделся. На полу под мойкой он заметил глубокое блюдце, наклонился и наполнил его молоком на две трети.
– Угощайся.
Маруська не стала привередничать, подошла к блюдцу, подобрала под себя лапы, превратившись в пушистый чёрно-серый шарик, и неторопливо принялась лакать.
Милавин вернул пакет на место, закрыл холодильник, а потом бесцельно взглянул в окно. Через тюлевые занавески он увидел серые облака непроницаемой пеленой затянувшие небо от края до края.
«А ведь я больше никогда не увижу ни солнца, ни звёзд, ни луны», – вдруг понял Андрей, и ему стало до отвращения тоскливо…
Глава одиннадцатая
Возвращение
Как всегда первое, что ощутил Иван после возвращения с Изнанки, были крутящая боль во всём теле и онемевшие пальцы на руках и на ногах. Тело, целую неделю остававшееся в полной неподвижности, сейчас жестоко мстило своему хозяину. Мстило судорогами онемевших мышц, резью в локтевых и коленных сгибах, ломотой в пояснице. Боль скрючила его, и казалось, пошевелиться просто невозможно. Но шевелиться было необходимо, иначе эта пытка никогда не закончится.
С тяжёлым стоном сквозь стиснутые зубы Иван неуклюже завалился на бок, чтобы хоть как-то изменить положение тела. Он безуспешно попытался расслабиться и потихоньку начал разгонять кровь. Сперва едва заметное шевеление пальцами рук, потом вращение кистями, локти, плечи… Когда он дошёл до шеи, аккуратно наклоняя голову то влево, то вправо, сквозь хруст собственных позвонков, он услышал рядом с собой сдавленный всхлип.
– Оё-ё-ё-ё-ёй! Оё-ёшеньки! Ё-ё-ёй! – голос был Милавина. Но Андрей вряд ли когда-либо так причитал, да и интонация заметно изменилась.
Иван открыл глаза и скосил взгляд в сторону напарника. Милавин завалился на спину и судорожно дёргал руками и ногами, точно жук, который не может самостоятельно перевернуться.
– Расслабься и потихоньку разминай мышцы, – хрипло подсказал ему Поводырь.
– Расслабиться? – прохрипел в ответ Андрей. – Ты видно издеваешься, Ванюша?
– Так будет лучше, – Иван поспешил отвернуться и, подавшись вперёд, – в спине что-то звонко щёлкнуло – взялся двумя руками растирать себе бёдра. Ему было чертовски не по себе от общения с Милавиным, который так легко использует Морошкины фразы и интонации.