Изнанка
Шрифт:
«А вот это вряд ли», – со злобной радостью подумал Иван, но вслух говорить не стал.
– Но для этого нужно, чтобы ты… Ты будешь мешать ему. Понимаешь? Ты не сможешь быть ему отцом, но и не дашь Аслану этого сделать.
– Инга, так нельзя. Максим мой сын и я имею право видеться с ним.
– Я знаю, – она отвернулась к окну, скользя взглядом по зелёной пене лесопарка, – Аслан предлагал через суд запретить тебе это. Нанять юристов, адвокатов, они докажут твою невменяемость. Ты ведь стоял на учёте у психиатра… Но я решила, что лучше просто поговорить с тобой. Попросить.
– Попросить, чтобы
– Ну хватит, Иван! Ты отказался от него два года назад. А теперь просто отойди в сторону и не мешай. Пожалуйста! – Инга повернулась к нему лицом, её не слишком выразительные серо-зелёные глаза сейчас были наполнены, даже не просьбой, отчаянной мольбой. – Пожалуйста, если ты хоть немного любишь меня или Максима, дай нам построить нормальную семью. Мы это заслужили. Он это заслужил. Пусть у него теперь всё будет хорошо. Не мешай нам, пожалуйста!
Иван отвернулся в сторону и молчал. Инга тоже больше не произносила ни слова. Так прошло не меньше минуты. Он знал, что так будет. Наверное, именно поэтому так отчаянно рвался сюда и затеял эту дурацкую драку, чтобы хоть как-то выплеснуть злость и обиду. Он знал, что так будет. Но легче от этого не было…
– Он спрашивал о тебе. Поэтому я позвонила. Он тебя ждёт.
Иван встрепенулся от собственных мыслей, порывисто прошёл через комнату и взялся за дверную ручку.
– Ты сам скажи ему об этом. Пусть он услышит от тебя. Так будет лучше.
Он обернулся на неё. Инга стояла у окна, прислонившись спиной к подоконнику, пожалуй, впервые за те пятнадцать лет, что он её знал, она просила его, просила неумело, и оттого получилось очень жестоко.
Иван коротко кивнул ей.
– Спасибо.
Он повернул ручку и вошёл в палату.
В первое мгновение ему показалось, что он очутился в полной темноте, и только через пару секунд, когда привыкли глаза, Иван начал хоть что-то различать. Жалюзи были плотно задёрнуты, свет выключен, и палату заполнил густой полумрак. Слишком разительный контраст по сравнению с предыдущей комнатой, залитой искрящимся майским солнцем через панорамное окно. Единственным светящимся пятном оказался монитор электронного пульта, по которому резво бежала ломаная нить ЭКГ. Поскольку пациент всего пару часов назад пришёл в себя ни электронику, ни капельницу пока убирать не стали, но кто-то заботливо выключил звуковой сигнал, который раньше писком отмечал каждый удар сердца.
Иван подошёл ближе и едва не споткнулся об огромную корзину с розами, что стояла на полу у кровати.
«И зачем дарить парню цветы!?»
Максим сидел, вытянув ноги под одеялом и подложив подушку под спину. На коленях у него стоял пластиковый короб, доверху наполненный его любимыми игрушками, теми в которые он играл два года назад. Чего там только не было: и набор солдатиков – взвод звёздного десанта в полном боевом снаряжении; и машинка-внедорожник с бронированной башней, оснащённой спаренным зенитным пулеметом; и пластмассовый пистолет, в ствол которого был вставлен светодиод, и если нажать на курок, то диод будет ярко мигать, а сам пистолет загрохочет выстрелами, совсем как настоящий. В руках же Максим крутил робота-трансформера, который путём несложных махинаций преображался в крылатого ястреба. Звали
Сейчас мальчик молча теребил игрушку в руках, бездумно поднимая и опуская то руку, то ногу робота.
– Привет, – улыбнулся Иван.
Максим поднял на него свой невыносимо взрослый и усталый взгляд.
– Здравствуй, пап.
– Чего это ты в темноте сидишь?
– Глаза от света болят, – признался он.
– Да, у меня тоже. Но к этому надо привыкнуть. Ни сидеть же теперь всю жизнь в темноте.
– Я привыкну. Только не сейчас, – Максим снова перевёл взгляд на коробку с игрушками, посмотрел на робота Стархока в своих руках, а потом небрежно и даже с некоторой долей раздражения швырнул его к остальным игрушкам.
– Пожалуйста, убери это, – попросил он.
Иван снял пластиковый короб с его колен и сунул под кровать. Выпрямился, немного потоптался на месте, не зная куда деваться, а потом осторожно присел на краешек кровати. Всё это время Макс не сводил с него внимательного взгляда, под которым оказалось очень неуютно.
– Дай хоть обниму тебя, – Поводырь суетливо притянул сына к себе, тот безвольно подался вперёд. – С возвращением!
– Спасибо.
Некоторое время они молчали. Ни Иван, ни Макс не знали, о чём говорить. Это было вовсе не то тихое, мирное молчание, когда всё понятно и без слов. Нет, скорее, звенящая тишина, напряжённое ожидание чего-то неизвестного.
– Пап, что теперь будет? – наконец, спросил Максим, по-прежнему обнимая отца за шею.
– Жить будешь, – ответил Иван. – Как все нормальные люди. Просто жить.
– Я не смогу.
– Сможешь. У тебя впереди ещё много всего. А это забудется…
– Нет, – мальчик решительно отстранился от него. – Нет, пап. Я сделал столько… столько плохого. Я не смогу.
– Сможешь, – Поводырь смотрел сыну в глаза. – Жизнь, она своё возьмёт. Надо только начать.
– Если бы я мог всё исправить… Хоть как-то исправить…
– Исправить ничего нельзя. Нужно подождать. Просто подождать. У тебя обязательно будет случай кому-то помочь или кого-то спасти. И если ты сделаешь это, тебе самому станет немного легче.
– Ты думаешь? – пожалуй, впервые со времени возвращения в глазах Максима шевельнулась надежда.
– Я знаю.
Макс опустил глаза и кивнул. Ещё почти минута тяжёлого молчания.
– Слушай, Максим, – Иван решил, что не стоит тянуть, – я не смогу остаться с тобой. Некоторое время мы вообще не сможем видеться…
– Ты бросаешь меня?! – он испуганно и совершенно по-детски вскинулся на него.
– Нет. Нет, я тебя не бросаю, – Поводырь постарался, чтобы это не прозвучало, как оправдание, говорил твёрдо, уверенно. – Это только здесь, на этой стороне. Если снова попадёшь на Изнанку, тебе достаточно просто позвать меня, и я тут же приду. Ты помнишь как?
– Да. Морошка меня научила.
– Ну, вот и хорошо. Я приду, обещаю. А здесь, ты и без меня справишься, верно? Ты ведь уже не маленький?
Мальчик опустил взгляд и несколько секунд молчал. Иван решил, что он обиделся.