К вопросу о дельфинах
Шрифт:
Я находился тогда по ту сторону глобуса, в огромном прекрасном городе на берегу Тихого океана. Там как раз заседал международный конгресс океанологов, и мое журналистское удостоверение позволило занять место на галерее.
Первым выступал известнейший специалист, пионер в изучении дельфинов, директор самого крупного океанариума. Но, несмотря на профессорское звание, он повел себя скорее как популяризатор своих идей,
— Т-тобрый т-тень, т-трузья люти. Шелаем сторофья и успех-хов. Т-тобрый т-тень, т-трузья люти. Шелаем сторофья и… — и длинный ряд звуков, тихих и ласковых, словно объяснение в любви на непонятном языке.
Профессор торжествующе произнес:
— Это дельфин Моро. Прошу вас завтра в океанариум, там он лично поговорит с вами.
Зал готов был взорваться аплодисментами, но в партере кто-то громко выкрикнул: — Позор!.. Убийца! Убийца!
Возмутитель спокойствия вырвался из рук служителей и, как кнутом, рассекал воздух своим скандальным «Убийца!» Потом он вдруг покорился и позволил вывести себя.
Я бросился за ним. Не помню, что я говорил, чтобы завоевать его доверие, как мне удалось убедить его зайти вечером ко мне в гостиницу. С порога он спросил с вызывающей иронией:
— Ну, так что же вам сказал профессор?
Отрицать, что такой разговор действительно состоялся, не имело смысла.
— Он глубоко сожалеет, вы были его лучшим сотрудником. — деликатно ответил я, но его улыбка разозлила меня, и я рискнул добавить:
— Он сказал также, что у вас появились какие-то странные идеи и однажды ночью, в состоянии сильного душевного расстройства, вы выпустили в океан всех его дельфинов. — Вы должны выслушать и другую сторону в этом споре, — спокойно произнес мой собеседник.
— Выслушать… кого?
— Пойдемте, — попросил он тихо, словно остерегаясь проявлять настойчивость. — Уверяю, вы не пожалеете.
Против этой печальной кротости невозможно было устоять.
— Давайте возьмем такси, — предложил он. — Сейчас луна рано заходит, времени у нас мало, а нам нужно уехать подальше от людей.
Ну конечно! Как же обойтись без луны — атрибута всех глупостей, которые хотят выдать за таинственные или романтические!
Я ругал себя за то, что поехал (да еще на такси, это при моем финансовом положении), уступив просьбе сумасшедшего. Господи, дернуло же меня связаться с этим идиотом.
— Извините, — словно проснувшись, заговорил он, — Знаете, когда я собираюсь к нашим друзьям, мне надо подготовиться, освободить свою душу ото всего, что ей мешает. Вы меня о чем-то спросили? О любви к дельфинам? Видите ли… Вот, например, я вас не знаю, но, скажем, люблю вас и, чтобы вас узнать, разрежу вам живот — посмотреть, как вы устроены внутри, разобью вам череп, насую в мозг разных электродов. буду смотреть, как вы реагируете на раздражение электрическим током, стану колоть вас иглами и, наконец, вооружившись палкой, начну принуждать вас учить язык марсиан, если таковой существует. Как бы вы отнеслись к такой любви?
Я хотел прервать его словами: «Мне известна маниакальная программа общества защиты животных!», но побоялся сделать это. Если сумасшедший невинным тоном говорит тебе о разрезании живота и других подобных вещах, невольно приходится охлаждать свой полемический пыл.
— Знаете, когда меня объявили сумасшедшим? Когда я научился разговаривать с дельфинами. Это умели многие. До меня. Старые рыбаки, для которых море — жизнь, а не фабрика рыбы…
Я
— Это было тогда, когда я силой перетащил их одного за другим и выпустил в океан.
— Силой?
— Да, они так самоотверженно любят нас, что не хотели покидать океанариум. Некоторые вернулись. Плавали вдоль берега и ждали, когда выйдут люди профессора. Сами пошли к ним в сети. Они готовы переносить любые страдания, лишь бы заставить нас увидеть их желание быть понятыми. Потому что они нас знают. Даже те молодые и храбрые дурачки, которые вернулись, даже они нас хорошо знают.
— Вот как? — произнес я. — Но как же вы научились разговаривать с ними?
— Не научился, а внезапно понял, что разговариваю. Это случилось однажды ночью. Луна была большой и чистой — в такую ночь особенно трудно заснуть. Тысячи моих попыток понять что-нибудь в тех пятидесяти звуках, которые издавали наши питомцы и которые я бесконечно записывал на магнитофон, были безуспешными. Я совсем отчаялся, а к концу жаркого летнего дня валился с ног от усталости.
Я присел на край бассейна, смотрел в воду и вздыхал. Вдруг у моих ног из воды высунулась голова Ники. Было очень светло, я сразу же узнал его и сказал: «Я разбудил тебя, Ники? Извини, мальчик мой, сейчас уйду». И тут я вдруг услышал, что он отвечает мне: «Меня разбудило твое страдание, друг мой». Я почувствовал, что слышу это внутри, в себе, не звуками, но все-таки отчетливо и ясно. Кто-то настойчиво говорил мне: «Почему ты страдаешь, друг мой? Не надо страдать! Вот ты и понимаешь меня. Я тот, кого вы назвали Ники. Сначала это имя казалось мне глупым, но когда я понял, что вам приятно называть меня так, я полюбил его. Не давай своей мысли ускользать от меня и от тебя, друг мой. Не отпускай ее. и мы сможем разговаривать. Нам есть что сказать друг другу, правда?» Я не позволил своей мысли ускользнуть. И всю ночь мы разговаривали с Ники. Оказалось, что о дельфинах я ничего не знал, хотя десять лет изучал их и дружил с ними. А Ники знал многое о людях, знал даже вещи, которых не знал я, но с которыми согласился, поразмыслив немного.
Я опять и опять беседовал с Ники. Обошел все бассейны и в третью или четвертую ночь побеседовал с каждым дельфином в отдельности. А на пятую ночь не выдержал — я действительно лишился рассудка после всего, что услышал, — и выпустил дельфинов в океан. Больше не мог спокойно смотреть, как профессор истязает их, а они, мучая себя, стараются как-то приспособиться к его зверским исследовательским методам. Вот как все это началось.
«Знакомая история! — сказал я сам себе. — Шизофреническое раздвоение личности. Многократно описанный синдром». И вдруг услышал рядом с собой тихий смех.
— А знаете, ведь и люди могут так разговаривать друг с другом. Стоит только захотеть и чуть-чуть поупражняться. Хотите, я повторю то, что вы сказали сейчас? Вы сказали: «Знакомая история. Шизофреническое раздвоение личности».
В состоянии какого-то гипнотического сна я оказался посреди шоссе, под звездами и под луной, которая проложила по океану новое мерцающее шоссе.
— Хорошо, что вы отпустили такси. Вернемся мы пешком, ночь хорошая, и мы чудесно прогуляемся. Вы человек добрый, поэтому я и доверился вам. Знаете, у дельфинов я научился распознавать людей и редко ошибаюсь, потому что научился иногда слышать то, о чем люди говорят сами с собой.