Как начать карьеру
Шрифт:
Внутри Храма Смерти было сумрачно и тихо. После неяркого осеннего солнышка бабьего лета особенно остро ощущалась сонная прохлада. Пахло старым деревом, сухой травой, почти выветрившимся дымом курильниц. Источниками света были лишь дверной проем и несколько огоньков крошечных поминальных свечек, тлевших у подножия статуи, установленной в глубине. Зал был круглым по форме, по периметру вдоль стен стояли тонкие колонны, поддерживавшие свод потолка. В их тени прятались дверцы в подсобные помещения и дарохранительницу.
Осень — традиционная пора, когда родственники приходят на жальник навестить
Не так давно, если судить по запаху ароматических курений и сложенным у подножия статуи дарам, тут завершился очередной молебен. И прибиравшиеся в Храме монахи-смертники не особенно удивились появлению на пороге молодого человека, в одной руке которого был букет желтых осенних цветов, а в другой — корзинка, наполненная снедью, которую венчала оплетенная лозой бутыль вина.
— Вы к кому? — Подметавший пол монах заметил нерешительно остановившегося на пороге посетителя.
— Э-э… вообще-то к жене, — несколько смущенно пролепетал молодой человек.
Лицо его показалось монаху смутно знакомым. Впрочем, Большие Звездуны — городок невеликий, тут почти все друг друга знают в лицо или по именам. Стесняется — видимо, жену похоронил недавно, чуть ли не на днях. Но тут на днях такое было…
— Понятно. А где она лежит? — поинтересовался монах-смертник, морально уже готовясь к тому, что придется сопровождать новоиспеченного вдовца к свежей могиле.
— Она не лежит. — Молодой человек почему-то покраснел. — Она… э-э… стоит.
И указал глазами на статую богини в глубине Храма.
— Что? — Монаху показалось, что он ослышался. — Молодой человек, но это же сама Смерть!
— Ну да, — кивнул ему (вы, наверное, уже сами обо всем догадались!). — А я ее в некотором роде супруг…
Услышав эти слова, остальные монахи-смертники оцепенели, вытаращили глаза. Каждый из них так или иначе мнил себя если не мужем, то женихом означенной богини и посему проповедовал обет воздержания, чтобы не изменять божественной невесте, — мол, за терпение и добродетель после завершения жизни каждый будет удостоен награды. А тут пришел какой-то мальчишка и заявил, что…
— П-погодите, это же вы… тот самый… — осенило кого-то из монахов.
— Н-ну…
— Но тогда почему вы… э-э…
— Поссорились мы… Вот… извиняться пришел… Дурак был… Осознал… Прости, а?
«Глупый мальчик…»
В часовне все выпали в осадок, когда изваяние внезапно «поплыло» и от него отделился силуэт Смерти. Даже я слегка оцепенел и вытаращил глаза.
Помнится, супруга всегда являлась мне в темном вдовьем платье и с непокрытой, как у незамужней девушки, головой. Никакого платка не было на ней и сейчас, распущенные волосы свободно падали на плечи и спину. Но вот платье… Светлое и какое-то воздушное, оно не могло принадлежать Смерти. Белые одежды свойственны кое-кому другому… если я правильно помню традиции.
— Ты… ты… великолепно выглядишь!
«Что ты здесь делаешь?» — В голосе моей жены не было и намека на какие-то теплые чувства. Хотя о каких чувствах может идти речь, если это сама Смерть? Ей в принципе не должны быть доступны какие бы то ни было эмоции!
— Я… ну… вот! — протянул
«Что это?» — Она едва взглянула на букет.
— Вот. — Под ее пристальным взглядом с каждой секундой становилось все неуютнее. — Это тебе. Я… прости дурня! Сам не знаю, что на меня тогда нашло. Просто… ну… Анджелин Мас — он…
«Ты пришел извиняться?»
Присутствовавшие при сцене монахи-смертники окаменели.
— Да. Прости меня, а? Я больше не буду…
«Не будешь — чего? — Она усмехнулась. — Спасать людей или…»
— Спорить с тобой!
Вы скажете: дурень, разве можно так унижаться? Ты же некромант, Смерть сама должна тебя бояться и уважать, сама должна робко спрашивать разрешения, можно ли ей забрать вот эту душу или ты хочешь вернуть ее на прежнее место! И потом, многие мужчины считают, что часто извиняться перед женщинами — это принижать мужской авторитет и вообще… Что такого произошло, что ты извиняешься? Она же твоя жена! Перед женами не извиняются…
Смерть тихо улыбнулась.
«Глупый мальчик!» — повторила она.
Ты меня прощаешь?
«На тебя невозможно долго сердиться! Ты ужасно милый!» — с этими словами она положила мне руки на плечи и коснулась губами губ.
Послышался глухой стук. Мы обернулись — один из монахов не выдержал этого душераздирающего зрелища и рухнул в обморок. Для него, наверное, Смерть выглядела «классически» — обтянутый кожей скелет с провалами глазниц и неприятным оскалом желтых зубов. Но для меня это была вечно молодая женщина — и лишь в ее глазах виднелась сила.
«Цветы? Это мне? — Она наконец взяла букет, поднесла к лицу. — Спасибо. Они часто приходят сюда с букетами, но всегда относят их умершим родственникам. И никто не думает, что…»
— Если хочешь, я всегда буду приносить тебе свежие цветы!
«Всегда-всегда? Даже зимой? Где ты их возьмешь?»
— Куплю. Или выращу сам.
«На подоконнике?»
Мы рассмеялись. Надо думать, зрелище будет еще то — некромант, поливающий цветочки…
— У меня тут еще кое-что есть. — Я приподнял корзину, демонстрируя ее содержимое. — Вино, ветчина, хлеб, сыр, яблоки… Отнести к алтарю или…
Смерть через плечо обернулась на монахов-смертников, которые во все глаза таращились на нас.
«Нет. Только отвернешься, они сами все съедят!.. Пошли…»
С этими словами супруга взяла меня под руку, и мы вдвоем покинули Храм, оставив позади недоуменно хлопающих глазами служителей.
Стояла светлая, нежная и теплая пора бабьего лета. В ярком прозрачном воздухе все было видно далеко-далеко, лучше, чем летней порой. Старая часть жальника за нашими спинами шелестела листвой, и мы свернули к речке. Извиваясь, как змея, она подходила тут к захоронениям почти вплотную — от прибрежных кустов до крайних могил было всего шагов пятнадцать. И если бы не паводок, людей хоронили бы у самой воды. А так нашлось уютное местечко — и солнышко светило, и осенняя пестрая листва над головами шелестела. В кустах цвинькали какие-то птички — не все птахи улетают осенью в теплые страны.